Охотников. Нулевой потенциал

Гришка снова сократил дистанцию, награждая меня лёгкими тумаками. Я отбивался, выдерживая паузы и не нагружая мышцы. Пусть увидит, что Матвейка не противник ему. Нахватался пацан, чего смог, но настоящих боев ещё не нюхал.

Но телу и того хватало. Пот стекал по спине, ладони стали влажными, и в очередной бросок Григория кольцо с моего пальца соскользнуло. Я впечатался затылком в траву, ощущая, как сладко заполняет тело магия. Нельзя! Гролков хвост мне в душу, я же сейчас как на ладони…

— Убил! — сверху упало женское тело, придавив меня к земле. — Убил! Зашиб барина нашего! Ууу, паразит окаянный!

Дуняша надрывалась, причитая, а сама шарила в траве, пока не нащупала колечко. Быстро пихнула мне в ладонь. Гришка ошарашено смотрел на рыдающую девушку. Из дома выглянула Прасковья и засеменила к нам, на ходу вытирая осыпанные мукой руки о передник.

— Да будет тебе, Дуняша, будет, — ласково заговорила она, пытаясь поднять бьющуюся в истерике девушку.

Но Дуня крепко держалась за мои плечи, разжав пальцы лишь тогда, когда убедилась, что я надел кольцо. Дала себя поднять и уткнулась в плечо Прасковье, сотрясаясь в рыданиях. И я мог бы поклясться, что в глазах, на секунду мелькнувших среди растрепавшихся волос, плясали искорки смеха.

— Вы уж простите её, батюшка, — кланяясь, бормотала Прасковья, — юродивая девка-то. Умочка как в трёхлетнем ребятёнке. Испугалась она. Пойдём, Дуняша, пойдём. Нечего Матвею Палычу мешать. Живой он, видишь? Здоровёхонький.

Дуняша неожиданно замолчала, будто не рыдала только что, и, окинув нас рассеянным взглядом, тоненько попросила:

— А пирожок дашь, тётушка Прасковья?

— Дам, мой свет, дам, пойдём.

Григорий проводил женщин недоумевающим взглядом и поинтересовался:

— Это с ней вы, что ли, проснулись? Ваше Сиятельство?

Я поднялся на ноги, с достоинством отряхнув прилипшие к телу травинки, и произнёс:

— С кем проснулся, моё дело. Или тебе девка глянулась?

— Да полно вам, Матвей Павлович. И в мыслях не было. Дитя же сущее.

Он тут же понял, что сказал лишнего, и кинул на меня извиняющийся взгляд.

— Спасибо, Григорий, за помощь. Я, кажется, на сегодня натренировался.

Гришка поклонился и предложил:

— Если хотите, Матвей Павлович, я вас подучу. А то защита хлипенькая, да и бить толком не умеете.

— Не откажусь, Григорий. Пробежимся?

Убегавшегося и преисполненного впечатлений Гришку сморило вскоре после ужина. Переодевшись в тёмные штаны и рубаху, я спустился в ангар. Антип уже ждал меня в гаражном отсеке, развернув на столе карту Российской Империи. Только она была гораздо подробнее той, что он предложил мне первый раз в кабинете.

— Слышал, Гришка вас повалял сегодня? — поинтересовался Антип с лукавой улыбкой.

— Было дело. Да полежать-то я завсегда готов, особенно ради благого дела.

— Понимаю, Матвей Палыч. Ну, как он?

— Не понял пока. Но любит броски и подсечки. Может, натаскивали на то, чтобы обездвижить и связать. На убийцу не тянет, в жизненно важные зоны даже глазом не выцеливает. Кольцо с пальца соскользнуло, Антип. Чуть не попался. Надо бы его поджать.

— Сделаем, не переживайте. А теперь давайте о деле, вам ехать скоро.

— Погоди. Когда кольцо с пальца соскользнуло, на меня Дуняша упала. И, похоже, прикрыла от Гришки. А до этого я с ней… ночь провёл. И магию стал лучше чувствовать. Почему так?

— Давайте про дело сперва, — вздохнул Антип. — Потом объясню. С Дуняшей и опосля разобраться можно, а вот противника в лицо знать надобно.

Я ещё вчера попросил Антипа обрисовать мне положение дел от и до, сославшись на истрёпанную менталистами память. Тот недоверчиво покачал головой, но согласился.

— Смотрите, Матвей Палыч. Гниль почти всё подъела. Живого места на нашем Отечестве не оставила. Пастбищ и полей мало, они все в имениях сосредоточились. То есть, единого продовольственного резерва нет. Каждый поставляет, чем богат. В городах тоже навострились пищу производить. Но это вы сам лучше поглядите, я только по рассказам и знаю. За продовольствие отвечает Государев род. Константин Алексеевич, Его Императорское Величество, — Антип сунул мне в руки портрет, выполненный на плотной бумаге. На меня смотрел молодой мужчина, не больше тридцати пяти лет. Строгий, подтянутый, с аккуратной бородкой и щегольски завитыми усами. Сразу Князь Рудаков вспомнился — было в них едва уловимое сходство. Но Государь, в отличие от Фёдора Ивановича, был поджар и тонок чертами.

— Здесь мы никому не мешали. Долю свою исправно отправляли, ЛяльСтепанна следила, чтобы недостачи не было. А что излишки… так они у всех, кто на своей земле растит. Государь не гневается, если населению хватает.

Я вспомнил слова Григория про скудный паёк и засомневался. Но перебивать не стал.

— Кое-где сумели отстоять места добычи, рудники и шахты. Да и Гниль на них не лезет, не по вкусу ей, видать. Не расширяется. Больше от набегов тварей страдают. Тут мы тоже не при делах. Сырьё закупаем, конечно, под свои нужды, но платим хорошо. Полюбовно всё. С теми же Жуковыми, что тоже взялись лётомобили разрабатывать, дружим.

— С Гнилью кто борется?