Охранники концентрационных лагерей. Норвежские охранники «Сербских лагерей» в Северной Норвегии в 1942-1943 гг. Социологическое исследование

«Когда мы построились, чтобы маршировать на плацу с виселицой, меня поразило, до чего мы стали бесчувственными. Вот мы стоим – более четырехсот норвежцев (наш барак) – и сейчас будем смотреть, как вешают одного из заключенных. Можно было бы предположить, что в такой момент у всех будут серьезные лица, что даже будет царить гнетущее молчание! Не тут-то было! Мы оказались в шумной толпе смеющихся мужчин и подростков, которые чертыхались, сталкиваясь в тесноте или наступая друг другу на ноги. Всеобщее оживление казалось неприличным по отношению к одному человеку, стоявшему позади и украдкой курившему, готовому через некоторое время прошествовать к виселице. Здесь даже во время самой казни не наблюдалось угнетенного настроения. «Műtzen ab» (Шапки долой – нем.) – во время чтения приговора и перевода его на несколько языков. «Műtzen auf» (Шапки одеть – нем.) – когда палач приступает к работе. Осужденный насмерть не достоин, чтобы товарищи почтили его смерть обнажив головы! Наконец мы можем вернуться в наш барак – к еде и нашим делишкам. И толпа равнодушно бредет обратно. Мало кого интересует, кто был повешен и за что. Сейчас важно скорей занять место за столом, чтобы поесть. Или же встретиться с кем-то, у кого договорился купить хорошую куртку или брюки… (25, том III, с. 168).

Пол Фридман пишет на основе своего опыта наблюдения за заключенными в концентрационном лагере на Кипре:

«Приходилось только удивляться тому, насколько поверхностными были их чувства, и это касалось всех, кто постоянно подвергался опасности, независимо от того, в концлагере или вне его. Эта поверхностность особенно ярко проступала, когда они хладнокровно пересказывали жестокие переживания, как будто речь шла о чем-то совершенно безразличном, произошедшим не с ними, а с другими. Такая модель поведения называется либо безразличием, либо «аффективной анестезией», как окрестил ее французский психиатр Е. Минковски, и она является, несомненно, результатом сильнейшего вытеснения страха, вытеснения, которое позволило этим людям противостоять множеству ежедневных травматических переживаний» (15).

Ойген Когон приводит описание проведения линейки на плацу: «Сколько мы смеялись на плацу, рассказывая анекдоты про крематорий! По характеру дыма, выходящего из трубы крематория, заключали, кого там сожгли! «Смотри, вон к небесам взметнулся иеговист!» или «Иностранный легионер никак не может высвободиться из болота земных грехов!», «Тебя точно так же сожгут!» или «Ты скоро тоже пролетишь через дымовую трубу!» – подобные шутки можно было услышать в лагере постоянно (22, с. 150).

ЭГОИЗМ был еще одним защитным механизмом. Повсюду царили нужда и бедность. Все голодали и страдали. И каждый заботился о себе или, по крайней мере, о своей группе. Курт Бонди рассказывает о том, что сплоченной группе было легче выжить, приводя пример из жизни лагеря Бухенвальд. Двадцать школьников-подростков были арестованы вместе с преподавателем. К этому моменту они были сплоченной группой. С самого начала они решили, что должны, во что бы то ни стало, сохранить жизнь всех членов группы. И это им удалось. Бонди пишет, что ради этого им пришлось отказаться от особых, чрезвычайно важных для них моральных принципов. Они ясно видели свое положение, в особенности осознавали свою слабость, и это вынудило их к поведению, направленному на осуществление их цели, которая заключалась в том, чтобы все члены группы вышли из лагеря невредимыми. В школе их учили помогать людям и брать на себя ответственность. В лагере им пришлось сознательно ограничить эту ответственность. Они систематически пополняли и организовали свои ресурсы… Каждый из них имел шерстяное одеяло. Это было очень важно, так как дело было в ноябре и бараки не отапливались. Они решили, что никто не должен давать свое одеяло тем, кто не был членом их группы, хотя с помощью даже одного из своих одеял они бы конечно могли спасти жизнь нескольким старым заключенным. Однако они с радостью отдавали свое одеяло членам своей группы, если кто-то заболевал (8, с. 458).

В исследовании, посвященном Миннесотскому эксперименту (21), приводится цитата из статьи Ф. М. Липскомба[19]:

«Среди психологических аномалий особенно бросалось в глаза падение моральных устоев. Оно приводило к усилению эгоизма и было более или менее пропорционально степени недоедания. На первой стадии забота о других ограничивалась личными друзьями, затем круг сузился до родителей и детей, а под конец осталось только чувство самосохранения. Эмоциональный отклик постепенно уменьшался и половое самосознание пропадало. В конце концов, исчезло и самоуважение, и единственным интересом заключенных осталось раздобыть себе еду, пусть даже человеческое мясо. У самых голодных притуплялась чувствительность к жестокости и смерти».

Одд Нансен пишет по этому поводу следующее: