После составления данного обзора мы получили возможность сравнить наши данные с отчетом капитана Й. Арнтцена, который был составлен независимо от наших исследований. Этот отчет датируется 15 мая 1950 г. и был направлен в Главное управление военных захоронений при Верховном командовании сухопутными силами. Он составлен на основе результатов предварительных данных поисков могил погибших в Северной Норвегии. Сравнение данных по погибшим югославам обнаруживает достаточно большое сходство.
Лагеря Карашок, Бейсфьорд, Бьёрнефьелль и Усен были закрыты еще до того, как из лагерей убрали норвежских охранников. В лагерях Корген и Рогнан заключенные оставались, по-видимому, и после отъезда норвежцев. Возможно в этом кроется объяснение того факта, что количество военных захоронений здесь намного больше, чем это явствует из наших расчетов. Как уже указывалось, наши расчеты касаются лишь периода до лета 1943 г.[24]
Достаточно лишь одного взгляда на эти таблицы, чтобы понять, что все сербские лагеря в Северной Норвегии в период 1942–1943 гг. представляли собой лагеря смерти. В течение одного года в них всего погибло, по нашим минимальным расчетам, не менее 69 % всех заключенных.
Все условия существования в лагерях были направлены на уничтожение. Работа была зверски тяжелой, а питание скудным. Одежды было очень мало, пока не умерло такое количество людей, что оставшиеся в живых могли как-то прикрыть свое тело. У заключенных не было контактов ни с родными, ни с Красным Крестом. Жили они в скверных условиях. Побои и убийства были обычным делом, а погодные условия для них непривычными и суровыми. Так что картина складывается довольно однозначная. Нам не попалось ни одно описание условий жизни югославов, составленное гражданскими лицами, где бы эти условия представлялись как удовлетворительные. С гигиеной дело обстояло как нельзя плохо. Если начиналась эпидемия, то единственным средством остановить ее была изоляция и уничтожение больных.
Сходство
Нарисованная нами картина сербских лагерей легко позволяет сравнить их с концентрационными лагерями вообще. Мы видим сразу, что смертность в сербских лагерях выше, чем в обычных немецких концлагерях. Хотя в Северной Норвегии масштабы были меньше, процент погибших настолько велик, что их можно сравнить с немецкими лагерями уничтожения. Условия существования в сербских лагерях приближались к условиям в немецких лагерях смерти. Питание минимальное. Одежда в сербских лагерях была, очевидно, еще хуже, гигиена такая же низкая, условия размещения такие же, хотя низкие температуры в Северной Норвегии ухудшали положение. И наконец, что однако немаловажно, – жестокое обращение в Северной Норвегии было таким же, как в Германии. В интересующий нас период сербские заключенные не получали ни посылок, ни писем. Их родные не знали, где они и что с ними.
Из свидетельских показаний норвежского гражданского населения мы можем узнать, каковы были последствия подобного содержания: «У заключенных от пыток и побоев на теле были гнойные раны и нарывы. Тех, кто уже не был в состоянии выйти из лагеря, сажали пилить и рубить дрова… Это была для них последняя пытка, и они там же и умирали». «Когда осенью 1942 г. в лагере вспыхнула эпидемия дизентерии, множество заключенных погибло от этой болезни из-за отсутствия врачебной помощи и лекарств». «Совсем ослабевших выбрасывали из бараков, затем приходил охранник или Schűtzpolizei (полицейский) и убивал их». «Нам эти сербы казались странными – они были «кожа да кости», ходячие скелеты». «Охранники обращались с сербами жестоко – они били и кололи этих несчастных палкой, так что те под конец даже не реагировали на удары. Апатия заключенных объяснялась мучениями, которым их подвергали, и не в последнюю очередь, недостатком пищи».
Выводы
Все вышеизложенное позволяет нам закончить данную главу следующими выводами: Сербские лагеря в Северной Норвегии вполне соответствовали наихудшим концентрационным лагерям в Германии. Принципиальной разницы между этими лагерями не было. Благодаря свидетельским показаниям мы можем констатировать, что физические последствия для заключенных были в Северной Норвегии такими же, как и в концлагерях в Германии. На этой основе и в силу остального анализа мы полагаем возможным считать, что и остальные последствия были одинаковыми – как в Северной Норвегии, так и в Германии. Поэтому мы полагаем, что собранный материал о последствиях пребывания в концентрационном лагере, изложенный нами в первой главе, распространяется и на сербские лагеря в Северной Норвегии в интересующий нас отрезок времени. В дальнейшем анализе мы будем использовать наравне как материал первой главы, так и второй. Нам представляется, что благодаря такому подходу – указанию на сходство – мы расширили наши знания и понимание различных явлений в сербских лагерях в гораздо большей степени, чем оказалось бы возможным при применении иного практического метода. Мы полагаем также, что результаты подобного исследования могут претендовать на более широкий интерес.