Она осторожно привстала, одёрнула просторную ночную сорочку из тонкого белого льна и, обнимая свой невероятно большой живот, присела на край кровати. В комнате было темно, и лишь сквозь щель между шторами внутрь лился слабый прозрачный свет весенней серебряной луны. Ночь дышала прохладой, и где-то вдалеке, за стенами замка, в бескрайнем лесу изредка вскрикивали птицы и монотонно пели сверчки.
Софии не спалось этой ночью, да и в предыдущие несколько ночей тоже не спалось в мучительном ожидании скорых родов. Лекарь говорил, что ждать осталось меньше недели, и с каждым днём София всё сильнее ощущала накатывающую тревогу, вызывающую дрожь в руках и тошноту в горле. И это была не та тошнота, что терзала её в начале беременности, когда невозможно было съесть ни кусочка — всё вылетало… Теперь у неё в горле стоял мерзкий ком, скорее вызванный её взвинченным воображением, нежели настоящий.
И никакого спасения от этого не было.
Слава Богу, Хельмут все эти долгие девять лун оставался рядом. И, кажется, он, в отличие от неё, вообще ничего не боялся. Он всегда подбадривал свою жену, всегда источал позитивное настроение и веру в лучшее… София не могла смотреть на него без улыбки, даже если внутри всё горело от страха перед грядущей болью.
Увидев, что она не спит, Хельмут вслед за ней перебрался на край кровати и приобнял жену за плечи.
— Не стоит бояться, голубка, — шепнул он, целуя её в висок. — Всё ведь так хорошо идёт…
Он был прав, да и лекари замечали, что беременность протекает вполне спокойно, хотя София то мучилась от тошноты и боли в спине, то пошатывалась из-за головокружения, то целыми днями не могла встать с постели из-за слабости… Но её постоянно уверяли, что это всё вполне нормально, что бывает и похуже, намного хуже… Не то чтобы это утешало или придавало сил в моменты, когда София в десятый раз за день склонялась над тазиком или когда ребёнок в чреве пинался так, что она невольно охала.
Однако всё-таки она верила — спокойно, значит, спокойно. Слава Богу.
— Но это не значит, что и закончится всё тоже хорошо, — возразила София, поворачивая голову и всматриваясь в лицо Хельмута встревоженным взглядом. Он же смотрел на неё с безмятежной улыбкой, и такое спокойствие не могло не изумлять. Хотя понятно — не ему же рожать…
— Не надо думать о плохом. — Хельмут прижался к ней, и София буквально кожей почувствовала стук его сердца. Всё-таки он волновался, хоть и делал вид, что это не так, но усилившееся сердцебиение его выдавало. — Мы так долго ждали этого ребёнка, так мечтали о нём… Неужели после стольких бесплодных попыток, когда наконец всё получилось, когда наше счастье совсём рядом, ты испугалась?
— Конечно, я боюсь! За себя, за ребёнка… Он последнее время совсем притих, — добавила она негромко и погладила живот.
— Он тоже волнуется перед появлением на свет. — Хельмут вытянул руку, скользнув пальцами по её заметно увеличившейся груди к животу. — И он уже так вырос… Ему наверняка тесновато, поэтому и притих.
София прикрыла глаза и счастливо простонала от удовольствия — прикосновения и слова мужа всегда успокаивали её, всегда вселяли в её душу чувство умиротворения, сглаживали тревогу и волнение. Вот и сейчас она поняла, что действительно зря переживает по поводу скорых родов. Она всегда мечтала о такой судьбе, всегда хотела стать матерью — особенно после свадьбы и долгих лет ожидания того момента, когда у них с Хельмутом наконец получится зачать дитя.
В течение первого полугода брака они совершенно не беспокоились, но чем дальше, тем сильнее разрастался страх Софии. Сколько полных любви ночей они проводили, сколько попыток предпринимали — и всё бесполезно… Несмотря на бесконечную нежность, несмотря на всепоглощающее удовольствие, ничего не получалось. София совсем отчаялась — она уже даже не плакала, не жаловалась, она просто закрылась ото всех, даже от любимого мужа. Она почти ни с кем не разговаривала, прекратила молиться, читать и вышивать… Она больше ничего не ждала и не знала, ради чего живёт. Она была готова на всё, лишь бы у неё появился ребёнок, но и этого «всего» ей казалось недостаточно.
Хельга, сестра Хельмута, предложила ей однажды обратиться к магу, но София отказалась. Она чувствовала, что если выпьет какое-нибудь зелье или поучаствует в некоем колдовском обряде, то это ещё хуже скажется на её положении. Допустим, она забеременеет, но что будет с ребёнком? Как он будет развиваться, сможет ли благополучно появиться на свет?
И что будет с ней, с Софией?
Простит ли ей Господь вмешательство в естественный ход вещей?
Она не хотела об этом даже думать, поэтому отказала баронессе Хельге, хотя та уже, кажется, нашла человека, способного помочь.
Впрочем, чудо произошло и без вмешательства мага. Когда София совсем отчаялась и решила, что в её жизни нет смысла, Хельмут уговорил её вернуться домой, в Даррендорф. Недалеко от родительского замка, в лесу, у ручья, они наконец-то зачали сына.