Вскоре ворота Тоулла затрещали. Конечно, отсюда, из безопасного места вдали от штурма, услышать это было невозможно. Они слышали крики, нестерпимый гул и звон, шум и — в том числе — треск, но понять, что трещали именно ворота, можно было лишь с помощью магии. Они не выдерживали магического напора, да и таран тоже делал своё дело.
Когда ворота рухнули, Джонат и Анабелла резко расцепили руки. Остатками магической волны их отшатнуло друг от друга, но на ногах они удержаться смогли — ещё не хватало упасть на глазах у собственной свиты! Джонат даже усмехнулся этой мысли, но Анабелла оставалась серьёзной. Глаза её горели уверенностью и жаждой деятельности. Целеустремлённой походкой, поправляя доспехи и надевая обратно латные перчатки, она прошла к своему коню и запрыгнула в седло стремительно, изящно, ловко.
Джонат даже замер на мгновение, любуясь своей женой. Не было на свете женщины прекраснее её. Даже будучи одержимой яростью войны, жаждущей крови и убийств, Анабелла казалась ему воплощением Либы, богини любви, и в то же время — Сульды, судьбы и рока.
— Так каков ваш приказ, милорд? — с ухмылкой уточнила Анабелла, натягивая поводья взволнованного коня. — Убить всех боеспособных мужчин, я верно расслышала?
Джонат лишь кивнул. Леди Карпер закатила глаза, не слишком довольная его медлительностью. Что ж, пусть остаётся здесь, в безопасности, и дальше любуется горящим Тоуллом. Остальное она сделает сама.
Преподнесёт ему на блюдечке их первую победу в этой войне.
Гвен до последнего не хотелось верить, что на них напал Шингстен. Она знала шингстенцев, она общалась с ними девять лет назад, во время Фарелловской войны, когда воины трёх драффарийских земель — Нолда, Бьёльна и Шингстена — сражались бок о бок против иноземных захватчиков. И Гвен ни единой каплей своего сознания не могла принять то, что шингстенцы внезапно оказались врагами.
Стала бы баронесса Кархаусен нападать на Нолд? А её рыжеволосый брат? А шингстенские солдаты, которых она помнила, — такие весёлые, с необычным говором, знавшие особые новогодние песни и носившие с собой обереги в виде рун или небольших, помещающихся в карманах идолов их богов? Гвен прекрасно помнила, как они благодарили её за перевязки и обработку ран, за обезболивающие зелья, за доброту, за сострадание…
Как же так вышло, что теперь они стали врагами?
Страшно было подумать, что те же самые люди, которым она спасала жизни девять лет назад, сейчас стояли под стенами её нового дома, вооружённые и готовые захватывать, уничтожать и убивать…
— Сомнений быть не может, — сказал сир Тоулл перед тем, как отправиться в битву, — это Шингстен. Они и знамён не скрывают.
Гвен боялась смотреть в окна, чтобы проверить его слова, — там кипел бой, защитники Тоулла отбивали так внезапно и коварно начавшийся штурм, а о том, как выглядит штурм, Гвен знала не понаслышке. И ей не хотелось увидеть этого снова. Да, там, на стене, среди прочих защитников был её муж… Может, если бы она увидела его, то хоть немного успокоилась, хоть как-то усмирила бы безумный страх в глубине своего сердца…
Но всё же смотреть в окно она не стала. Какая ей, в конце концов, разница, чьи там знамёна. Да и сиру Тоуллу лучше знать. От окон вообще следует держаться подальше — лучше спрятаться куда-нибудь и не высовываться, ибо замок едва ли не ходил ходуном, в него летели камни, стрелы и арбалетные болты, его стены были облеплены лестницами, по которым вверх двигался бесконечный поток вооружённых людей, а ворота сотрясались тараном. Каждый удар тарана напоминал небольшое землетрясение. Коридоры крепости то и дело озаряли огненные всполохи. Слышались крики, шум и гвалт, и с каждой минутой они становились всё громче…
Хотелось спрятаться, укрыться от всего этого, попытаться хоть как-то спастись, но Гвен не могла. Девять лет назад она обучилась мастерству лекарки и с тех пор считала своим долгом помогать больным и раненым в любых обстоятельствах, чего бы ей это ни стоило.
Госпожа Тоулл, проводив девятнадцатилетнего сына в битву, не находила себе места. Она с детьми и женщинами пряталась в подвале, и Гвен зашла к ним узнать, как дела, когда выдалась свободная минутка.
— Вы должны убежать, — сказала она, поправляя окровавленный передник. Руки немного тряслись от усталости и волнения.
— Куда бежать? — в отчаянии женщина закатила глаза и поправила серую шерстяную шаль поверх скромного платья из плотной синей ткани.
Весна уже пришла в Нолд, но пока ещё проявляла себя робко, неуверенно: сегодня, например, шёл снег и ледяной ветер выл, стучался в стёкла и пронизывал до костей. А здесь, в подвале, было особенно холодно и сыро. Во время работы Гвен даже стало жарко, и она испытала некое подобие облегчения, спустившись в прохладный подвал. Но вскоре продрогла — и не только от холода, но и от страха.