Окись серебра

Виктория почувствовала, как обжигающий гнев постепенно покидает её сердце, но на его место приходит такая же горячая, тягучая тоска. Генрих… её маленький зеленоглазый ангелочек… нет, он не должен видеть это пьяное чучело.

Прижав к себе добытые в неравном бою документы, Виктория смахнула единственную слезинку и направилась к двери. Генрих стоял в проёме, не решаясь пройти внутрь, и смотрел на неё своими огромными глазами, в которых читался немой вопрос.

— Иди к себе, котёнок, — улыбнулась Виктория. — Мама немного занята.

— А что с папой? — пролепетал Генрих, сжимая тоненькими пальчиками край своей чёрной рубашки.

— Папа… папа тоже занят. Папа устал, — выговорила она. Вряд ли шестилетний мальчик может понять, что значит «напился вусмерть» и почему это так плохо.

Взяв сына за руку, Виктория вывела его из кабинета и проводила в детскую. Нужно было всё-таки достать оставшиеся документы и забрать вино, чтобы Франц больше не посмел сделать ни глотка. И, разумеется, обыскать кабинет на предмет других бутылок. А потом…

Все средства, что давали Францу лекари, не помогали. Он продолжал пить, может, не столь часто, как это делали настоящие запойные пьяницы, но лучше от этого не становилось. Поэтому Виктория решила пойти на крайние меры.

Она слышала, что где-то за близлежащим селом, в лесной избушке живёт старая ведьма-знахарка, умеющая варить зелья и творить заговоры. До этого Виктории ни разу не приходилось сталкиваться с магией, и поэтому она не очень-то верила во все эти чудеса. Но теперь выхода не было. Она была готова заплатить любую цену, лишь бы избавить себя, мужа и сына от этого проклятья. А старуха вряд ли потребует чего-то большего, чем пару золотых.

* * *

День был пасмурным, всё вокруг говорило о том, что вот-вот пойдёт дождь: и напряжённый, прохладный воздух, и чёрная туча, заслонившая собой весь небосвод, и далёкие, едва слышные раскаты грома… Виктория спрыгнула с коня и велела своей свите ждать её на тракте, позвав с собой лишь двух стражников. Она поправила капюшон чёрного плотного плаща, взяла Генриха за руку и направилась в лес. Селянки рассказывали, что жила ведьма недалеко от тракта и опушки в деревянной лачуге и особо не чуралась посетителей, поэтому её дом, скорее всего, обнаружить будет легко.

Сжимая руку сына, Виктория чувствовала, как он дрожит, видимо, не до конца понимая, что делает мама и зачем они сюда приехали. Сама она тоже волновалась: ей предстояло впервые в жизни столкнуться с магией, и это было как-то… как-то безбожно. Но Бог не слышал молитв Виктории, не откликался на её просьбы помочь её мужу и ей самой. Поэтому пришло время обратиться к демонам, о которых говорили священнослужители, когда речь заходила о магии.

Виктория взяла с собой самых верных людей, которые поклялись молчать о том, куда направилась леди Штейнберг. Вся остальная замковая челядь считала, что она всего лишь поехала в ближайшую деревню, чтобы проверить, как там идут дела и всё ли готово для сбора урожая. Франц тоже легко проглотил эту ложь: он был рад, что очередное важное дело за него выполнит жена.

Одной рукой Виктория сжимала дрожащую ладошку Генриха, а другой придерживала подол своего чёрного платья. Грязи под ногами не наблюдалось, и всё же она боялась испачкаться, да всё ещё оставалось возможным и изорвать подол жёсткими ветками поваленных деревьев. Вокруг было довольно темно, несмотря на полуденный час. Вдалеке пели птицы, ветер завывал в ветвях, но больше всего женщина боялась услышать вой волков. Тогда придётся хватать Генриха на руки и бежать прочь. Раньше ей не доводилось бывать в таких диких чащах… Впрочем, этот лес чащей назвать было трудно: при светлой, тёплой погоде здесь наверняка было очень даже красиво и совсем не страшно, но сейчас… Сейчас страх вместе с ветром заползал под одежду, пробегался по коже мурашками и проникал в самое сердце.

Вскоре Виктория разглядела в темноте возле нескольких огромных раскидистых сосен маленькую, едва заметную лачугу, фундаментом уходящую в землю. Сердце забилось в два раза чаще, и ей ещё больше захотелось вернуться на тракт и как можно быстрее отъехать домой, но она сдержалась. Стало неловко от собственной трусости, и Виктория, велев стражникам ждать и гордо вскинув голову, прошла вперёд и толкнула ветхую дверь.

Изнутри лачугу окутывал вязкий полумрак, хотя посреди лачуги горел круглый очаг, и когда глаза привыкли к полутьме, стало возможным разглядеть небольшой котёл над огнём. С потолка свисали связки каких-то незнакомых клубней и венки тусклых цветков, земляной пол был устлан травами. Стены занимали деревянные полки, на которых стояли склянки, глубокие миски и даже несколько книг. Здесь царил запах трав, хвои и дыма, отчего дышалось весьма тяжело.

Виктория сняла капюшон и огляделась, чувствуя, как Генрих прижимается к ней, обвивая её талию дрожащими ручонками. Она положила руку на его голову, приободряюще потрепав по тёмно-русым мягким волосам, хотя ей самой сейчас не помешала бы хоть какая-то поддержка.