Окись серебра

Виктория обошла очаг и осторожно присела на скамью, чувствуя опасную близость пламени. Генрих сидел рядом с ней, болтая ногами, и с любопытством наблюдал за медленно расхаживающей по лачуге старухой. Она сняла с потолка один из венков, взяла с полки пару склянок и миску и принялась насыпать в неё какие-то засушенные цветы и травинки, что-то при этом приговаривая.

Кошка, словно очнувшись, снова одарила гостей странным взглядом и внезапно прыгнула Генриху на колени. Тот вздрогнул, явно не ожидая такого, но кошку всё же погладил.

— Мама, — прошептал мальчик, не отрывая взгляда от ведьмы, — а когда мы пойдём домой?

— Скоро, котёнок, скоро. — Виктория приобняла его одной рукой. — Подожди немного.

Генрих рос похожим на неё: такие же тёмные волосы, зелёные глаза, острые скулы… Да и характер Франца в нём проявлялся в меньшей степени, чем характер Виктории. Несмотря на юные годы, мальчик уже тянулся к мечу, с увлечением наблюдая за тренировками рыцарей, всегда вёл себя смело и решительно и никогда не боялся спорить и выражать своё мнение, пусть даже оно не сходилось с мнением родителей. Франц же зачастую, столкнувшись с сопротивлением, сдавался. Впрочем, Виктории это было только на руку: её муж редко когда выдавал что-то дельное, а потому в основном полагался на авторитет жены.

А вот Генрих никогда не сдавался. Если он чего-то хотел, то всеми силами стремился к тому, чтобы это получить. Что странно, он очень редко плакал: Виктории казалось, что последний раз он лил слёзы, когда родился.

Да и слава Богу, наверное, что он ни одной из своих черт не пошёл в пьяницу-отца, иначе, став взрослым, начал бы напоминать леди Штейнберг о загубленных годах её замужества. Женщина была уверена, что Генрих вырастет красивым мужчиной и сразит немало сердец. Эта мысль заставляла её ощущать гордость — в том числе и за себя саму. Виктория никогда не страдала от низкой самооценки, знала себе цену и надеялась, что Генрих вырастет таким же. Это, пожалуй, будет самой главной победой в её жизни.

Поглаживая сына по волосам, она чувствовала, как страх постепенно отступает, сменяясь любопытством. Ведьму правда бояться не стоило, зато интересно было наблюдать за тем, как она смешивала в миске разнообразные ингредиенты и что-то монотонно нашёптывала.

— Хорошо, что мальца с собой взяла, — вдруг сказала она. — Сразу на месте всё и сделаем. А если бы мужа выбрала, пришлось бы тебе ехать домой, а потом опять сюда…

— Почему? — не поняла Виктория.

— Для того, чтобы зелье подействовало, понадобится его присутствие, — расплывчато ответила ведьма.

— А… а не нужна будет кровь или… — Женщина вздрогнула, задавая этот вопрос. Ей не хотелось причинять сыну боль, пусть даже ради благой цели.

— Как ты догадалась? — хохотнула ведьма. — Нет, кровь понадобится моя. А с его стороны будет достаточно лишь волоска.

Виктория не сдержала вздоха облегчения. И правда, ехать назад в Айсбург за волоском мужа, а потом возвращаться к старухе было бы просто нелепо. Да и разве могла бы она выбрать Франца, поступившись будущим Генриха? Нет, ни за что. Впрочем, для мужа тоже следует что-то попросить…

— А за благоверного не беспокойся… — словно прочитав её мысли, снисходительно протянула ведьма. Она распахнула дверцы маленького шкафчика, протянула руку и извлекла оттуда узелок. Развязала его и благоговейно поднесла к глазам его содержимое — несколько засушенных маленьких цветков — видимо, тот самый центауриум. — Ему я одну настойку передам. Она хоть и без колдовства, но очень действенна, ваши лекари небось такой не знают…

— Спасибо, — кивнула Виктория.

— Пока не за что.

Смешав все нужные ингредиенты в миске, ведьма сделала над ней круговое движение пальцами, и на миг её радужки вспыхнули золотом. Генрих ойкнул, а Виктория вся сжалась, но не проронила ни слова. Затем старуха подошла к котлу, открыла крышку, выпуская столб пара, и усмехнулась.

— Закипела, родимая, — протянула она и опрокинула содержимое миски в котёл. В нём тут же всё забурлило, заставив леди Штейнберг напрячься и сильнее прижать к себе сына. Когда же старуха взяла с полки нож и поднесла его к ладони, Виктория шепнула Генриху: «Не смотри» и, несмотря на сопротивление, заставила его уткнуться лицом себе в грудь. Сама она тоже зажмурилась, а когда открыла глаза, то не увидела ни ножа, ни столбов пара.

Старуха внимательно смотрела на содержимое котла, её радужки то и дело окрашивались золотым цветом. Затем она достала из шкафа чистый флакон и, не боясь обжечься, опустила руку в котёл, чтобы наполнить его получившимся зельем. Виктория разглядела, что получившееся варево было абсолютно бесцветным, а потом заметила, что оно не источало никакого запаха.