Окись серебра

Генрих, схватив Джоната за грудки, впечатал его в стену. Раздался глухой короткий стук черепа о камень. Вид ошалевшего от страха взгляда, коим Карпер уставился на него, не мог не радовать. Может, ему бы и хватило этого взгляда, хватило осознания того, что Карпер его боится… Но ненависть, костью застрявшая в горле, была сильнее. Она заставила ещё раз встряхнуть Карпера как следует, почти оторвав от пола, и заорать не своим голосом:

— А то ты не знаешь, мразь, что почти убил её!

Тогда Джонат усмехнулся — сквозь первобытный безумный страх, сквозь отчаяние, безнадёжность и осознание собственного бессилия. Эта усмешка на миг исказила его лицо, полностью лишив всех человеческих черт, и Генрих понял, что не чувствует ничего, кроме отвращения. Вот сейчас, припугнув его, можно было попробовать задать еще пару вопросов, но Карпер вдруг закашлялся и сказал вкрадчиво:

— О, мне жаль, что так вышло.

Повисла тишина. Генрих разжал пальцы и отступил на пару шагов. Потянулся было к валяющейся на полу трости, но Хельмут вдруг первым поднял её и протянул ему.

— Не пачкай руки, — посоветовал он со вздохом.

Хорошая, конечно, мысль но…

Генрих поудобнее перехватил трость посередине. Резко замахнулся.

Тут же набалдашник опустился на плечо Карпера. Тот громко охнул, схватившись за ушибленное место, согнулся…

И тут же получил еще один мгновенный удар — по коленям. Это заставило его рухнуть на пол и слабо простонать.

Генрих, преодолевая всю брезгливость, приблизился к нему. Спиной он чувствовал взгляд Хельмута — напряженный, отчасти недоуменный и даже чуть испуганный… Но при этом лорд Штейнберг готов был поклясться, что, окажись он на его месте, окажись трость в его руках, а важная для него женщина — в предсмертном состоянии, он поступил бы точно так же.

Ярость в сердце вскипела с новой силой. Он сжал трость.

Следующий удар был куда злей предыдущих, но Генриху этого было мало. Хотелось ещё раз врезать ему по лицу кулаком, не жалея сил, носком кованого сапога, с разбега, выбить все зубы, окончательно превратить его лицо в месиво из ошмётков кожи, мяса и костей… Но что-то остановило его, когда набалдашник трости треснул Джоната по хребту.

Генрих замер.

Ощутил сквозь яростное полузабытье, что дыхание сбилось, стало тяжёлым и рваным, сердце бешено колотилось, волосы растрепались и падали на лицо… Он молча смотрел на избитого Карпера, уже почти не ощущая трости в руке, чувствовал спиной странный взгляд Хельмута и осознавал, что чуть перестарался.

Карперу предстояло давать показания перед королём, а тот, несмотря на все свои недостатки, явно заметит, что у подсудимого внезапно исчезло несколько зубов и следы удара на лице не зажили, а, напротив, стали ещё шире и глубже… После удара по коленям он вряд ли сможет ровно ходить и долго стоять, а удар по спине мог и вовсе его убить.

Повисла напряжённая, резкая тишина.

— Да, милорд, не пачкайте руки, — вдруг процедил Джонат и закашлялся.

— Какое отношение к развязанной тобой войне имела леди Элис Карпер? — устало выдохнул Генрих.

— Никакого, — заявил Карпер.

Он скрипел зубами от боли, царапал каменный пол и то и дело кидал затравленные взгляды на трость, которую Генрих так и не опустил.

— Она не могла не знать, что ты собрал армию и отправился с ней в другой аллод, — сказал вдруг Хельмут, не двигаясь с места.

— Она знала…

Сердце пропустило удар. Неужели он сейчас признается? Слабая надежда вернула Генриха в реальность из созданного ненавистью и яростью забытья. Тут же ощутилась режущая боль в ноге и пульсирующая, огненная — в голове. Сколько он уже не спал? Сутки? Больше?

— Это вы у неё спросите, что она знала, — продолжил Карпер, не поднимая лица. Он попытался встать, но, увидев очередной замах трости, сжался, приготовился к новому удару. Его, впрочем, не последовало, зато последовал новый вопрос:

— Если она не имела отношения к организации войны, то почему не попыталась остановить тебя? — сказал Генрих, всё ещё надеясь услышать мало-мальски вразумительный ответ.

— Ни один закон не говорит, что она несёт ответственность за мои действия, — заметил Джонат.

Чёрт возьми, а ведь это было правдой. Формально Элис действительно не несла ответственности, в отличие от Киллеана… То, что она правила Шингстеном вместо него, не было заверено документально — леди Карпер не носила титула регентши. Получается, за то, что натворил Джонат, её не накажут, компенсацию Шингстен выплатит от имени Киллеана, а так как все знают, что формальный властитель Шингстена серьёзно болен, это и будет самым серьёзным наказанием.