Оккультный мир

Следующее длинное послание от Кут Хуми, его третье письмо, дошло до меня вскоре после того, как я вернулся в Аллахабад из-за холодов. Но перед этим, в самый день возвращения в Аллахабад, я получил от него ещё одно послание, а именно телеграмму. Эта телеграмма, не особенно важная по содержанию (в ней всего лишь выражалась благодарность за ряд писем, которые я написал в газеты), тем не менее косвенным образом представляет собою значительный интерес. Она даёт мне подтверждение того, что письма Кут Хуми не были делом рук мадам Блаватской, как то предполагают некоторые остроумные личности, нимало не смущаясь разнообразными механическими трудностями, связанными с этой теорией, — причём подтверждение, убедительное не только для меня, но и для других людей. Для человека, знающего мадам Блаватскую так же близко, как я, достаточно ознакомиться со стилем этих писем, чтобы счесть чистейшим абсурдом предположение о том, что их писала она. Что касается утверждения, будто мадам как автор «Разоблачённой Изиды» наверняка владеет языком настолько хорошо, что затруднительно определить, что именно она могла или не могла написать, то на него ответить легко. Братья так много помогали ей в создании этой книги, что значительные фрагменты текста вообще не принадлежат мадам Блаватской. Она никогда не скрывала этого факта, хотя подобные сведения бесполезно сообщать обществу в целом, поскольку они совершенно непонятны для всех, кроме людей, которые кое-что знают о внешних фактах, — во всяком случае, об оккультизме. Стиль Кут Хуми, по моему мнению, совершенно не похож на стиль мадам Блаватской. Что касается некоторых посланий, которые я получил, когда она находилась в доме рядом со мной, то у неё чисто физически не было ни малейшей возможности их написать.

Итак, телеграмма, полученная мною в Аллахабаде, была отправлена из Джелама и явилась ответом на одно послание, которое я написал Кут Хуми непосредственно перед выездом из Симлы и вложил в письмо, адресованное мадам Блаватской; она выехала несколькими днями раньше меня и в тот момент находилась в Амритсаре. Она получила моё письмо вместе с упомянутым приложением в Амритсаре, 27-го октября; я узнал об этом не только по дате отправления, но и по дате на конверте, который она отправила мне обратно по указанию Кут Хуми, нисколько не подозревая о том, зачем он попросил её это сделать. Сначала я не мог взять в толк, какой может быть прок от старого конверта, но отложил его в сторону, а впоследствии, когда мадам Блаватская написала мне, что Кут Хуми хочет, чтобы я сохранил оригинал его джеламской телеграммы, я окончательно понял ход его мысли. Благодаря вмешательству одного друга, близкого к администрации телеграфного департамента, мне, в конце концов, удалось увидеть оригинал телеграммы. В ней было около двадцати слов. После этого я понял, какое значение имел конверт. Текст сообщения был написан почерком самого Кут Хуми и представлял собою ответ на письмо, на конверте которого стоял почтовый штемпель, свидетельствующий о том, что письмо доставили адресату в Амритсаре в тот же день, когда была послана телеграмма. В тот день мадам Блаватская, несомненно, сама была в Амритсаре и в связи с работой Теософского Общества виделась со множеством людей; тем не менее телеграмма, которую в этот же день отправили с джеламского телеграфа, была написана тем же почерком, что и остальные письма Кут Хуми. Таким образом, хотя некоторые письма Кут Хуми, адресованные мне, прошли через руки мадам Блаватской, нет никаких сомнений, что она не является их автором, так как почерк, которым они написаны, принадлежит определённо не ей.

Очевидно, Кут Хуми в то время действительно был в Джеламе или в его окрестностях, на несколько дней окунувшись в мирскую жизнь, чтобы увидеться с мадам Блаватской в силу особых обстоятельств. Письмо, которое я получил в Аллахабаде вскоре после моего возвращения, объяснило это.