Оккульттрегер

– Имеем право, не переживайте. Посмотрите, до чего вы довели своего брата. Это же просто ужас. Он у вас в школу не ходит, ест неизвестно что. Тут же не только педагогическая запущенность. Тут явные проблемы со здоровьем. Вам бы, девушка, честно говоря, тоже не помешал уход, но тут мы уже ничего не можем поделать. Слишком уж вы большая. Подписывайте, подписывайте! Тут нет ничего страшного. Родители вернутся – разберетесь. А пока о нем позаботятся, не переживайте, не съедим мы его.

Слова были правильные. Глаза вокруг были сочувствующие. Прасковью затрясло, будто от азарта. Ей тут же предложили успокоительное, которое она с удовольствием выпила, поглядывая по сторонам, разрываясь между покорностью и желанием устроить небольшую драку, но все же усадила себя на табурет и почеркала в тех местах бумаг, куда ей указали. Смотреть на то, как уводят гомункула, Прасковья не хотела, лишь косилась на треугольные ямки, что остались на кухонном линолеуме после чужих каблучков. В прихожей нарочито громко прошептали:

– Господи, он даже шнурки завязывать не умеет.

– Неудивительно! – последовал громкий ответ, направленный в адрес Прасковьи.

Чтобы не смотреть в окно, не маячить в нем на манер сестрицы Аленушки возле козлиного пруда, Прасковья сначала закрыла дверь и постояла спиной ко входу, держа руки в карманах, перебирая правой ключи, левой крутя зажигалку, затем в кухне развлекла себя тем, что помыла чайник, зарумянившийся с одного бока.

Дозваниваясь до Натальи, забрела в комнату к гомункулу, отодвинула штору и обнаружила кактус, похожий на очень яркий огурец, сунула палец в землю – почва в горшке была прохладная, рассыпчатая, будто древесные опилки. «Это до чего я нелюбопытная к тебе стала, что вовсе не заглядывала сюда, потому что ты сам здесь убираешься, – подумала Прасковья, только в этот момент понимая, что должна испытывать по отношению к гомункулу что-то вроде чувства вины или сожаления. – И только теперь, когда тебя увезли, хватилась наконец». – «Ничего страшного, – подумал в ответ гомункул. – И так ничего страшного, да и, скорее всего, я вернусь, будет время наверстать, если захочешь. Ладно, пока. Повеселись там».

Гомункул не мог быть не в настроении, но похоже, что так оно и обстояло. Наташа, которая наконец ответила на звонок, тоже была не очень довольна, что ее побеспокоили, более того, голос ее настолько дрожал от злости будто Наташа зябла.

– Поздравляю, – быстро сказала она, когда Прасковья похвасталась, что гомункула забрали. – Значит, отдыхай пока. Все равно ты сейчас почти не при делах. А у нас тут тоже кое-что намечается. Спасибо столичным гостям.

– Да скажи хоть, в чем дело! – воскликнула Прасковья, уязвленная дважды: невниманием и тем, что от нее что-то скрывают.

– В тебе дело! – ответила Наташа перед тем, как сбросить вызов. – Как всегда, все дело в тебе! В твоих заморочках вечных…

Озадаченная Прасковья постояла над экраном телефона, как над глубокой водой, куда только что вывалилось что-нибудь нужное, вроде ключей от квартиры. Попробовала достучаться до Нади, но телефон у той оказался занят, а несколько сообщений были доставлены, но не прочитаны, то есть тоже в некотором смысле канули. Постепенно стало очень скучно от такой безответности. Стало жалко себя. Видимо, гомункула довезли до места, он перестал быть совсем Прасковьиным, потому что на карту порциями стали поступать деньги, недоплаченные за время многолетнего оккульттрегерства. Сначала советские платежи по десятку – два рублей, что характерно, без учета инфляции, затем постсоветские, которые учитывали изменения курса доллара. Ко времени, когда начали приходить компенсации за переработки в нулевые и десятые, Прасковью уже размазало по дивану, где она лежала, свесив одну ногу и руку, скосив взгляд в сторону ноутбука и все более разочаровываясь в сериале «Люцифер». Между делом она открыла Егора в списке контактов, то собиралась позвонить ему, то передумывала до такой степени, что экран смартфона успевал погаснуть, но при этом, каждый раз выбирая Егора, глядя на его имя, Прасковья думала: «Вот ты, милый, не бросишь меня, всегда ответишь, если звякну, придешь, как только позову», – и от этой мысли Прасковью пробирало таким ужасом, которому не находилось ничего похожего среди многочисленных жутких воспоминаний. Близко к ее нынешнему незавершенному приключению с ним было только происшествие, пережитое ей с парнем из четырнадцатой квартиры, да и оно бледненько смотрелось на фоне Егора. Именно по этой причине спешить с Егором не хотелось. Ей нужен был какой-нибудь живой голос, а вернее – ухо, требовалось слегка выговориться.

Тут ее начальник и подвернулся, позвонил сам, поздравил:

– Я смотрю, платежи больше не возвращаются, а наоборот, уходят с концами. Неужто удалось киднеппершу поймать?

Полная обычных противоречий, Прасковья обрадовалась, но ответила скучным голосом:

– Кто кого поймал, еще неизвестно, но пока так.

Он одобрительно посмеялся неизвестно чему и спросил с подкатом:

– Что планируешь делать? Ничего мутить не думаешь с кем-нибудь?