Он не стал ничего говорить вслух. Приобнял Деда за плечи, оба слегка улыбались, сидели, молчали, смотрели на лес за окном и были сейчас там, среди деревьев.
Врач в палату вошла. Высокая, строгие глаза, в очках, гусиные лапки к дужкам разбегаются. Волосы светлые. Журнал обхода в руках, прижат привычно к груди. Белый халатик отутюженный.
– Вы – сын?
– Можно и так сказать. Зять я ему – официально.
– Очень похожи.
– Конечно, четвёртый десяток роднимся. Скачем по жизни ноздря в ноздрю.
Слегка толкнул Деда плечом, поднялся с кровати. Врач оказалась ему до подбородка.
– Дней десять придётся полежать. Обследуем полностью вашего…
– Деда, – подсказал Зять, – громче говорите, он плохо слышит.
– Пусть будет – Деда, – закричала врач и неожиданно улыбнулась. – Витамины ему, режим. Очень вовремя вызвали «скорую». На удивление! Это редко бывает. Знаете, сосуды с возрастом ломкие… хрупкие, и всё хуже.
– И мы не лучше, – сказал Дед.
– Смертельное лассо возраста – сосуды и артерии, – с грустью подумал Зять.
– Ну, вы-то вообще держитесь молодцом, как надо! – похвалила врач. – Мы ему хотели порекомендовать физиотерапию, но он мне показал комплекс, свою утреннюю физзарядку. Выше всяких похвал. Молодец! Это тоже помогло, возможно.
Врач вышла.
– Я вас слышу – только «бу-бу-бу», слов не разобрать, – закричал сосед рядом на чистом русском языке. Меня Имант зовут. Я историю КПСС преподавал в университете. У меня в пятьдесят шестом было три машины! «ЗИМ», «Победа» и «Опель-супер-шесть». Целый гараж. Вот, посмотрите, – фотографию стал совать, – и первый катер у меня был, с мощным мотором, вот он у причала. Красота!
– Храпит, пердит, спать мешает. Ночью упал с кровати, – Дед рукой махнул, – тяжёлый, что колода дубовая, сестричка бегает вокруг, верещит, как птичка, а ничего с ним не может сделать, не поднять. Вызвала охрану, еле-еле на кровать снова положили. Он богатый, пять домов в Риге у него, только деньги с жильцов жмёт. Капиталист! Всё рассказывает, как ему хорошо живётся. Фото показывал в котелке, смокинге. Барин! А жена маленькая, мышка старая. Пришла вчера, суетится, он на неё орёт. Барин и есть!
– Есть такие, им при любой власти хорошо, – сказал Зять, – но я не завидую.
Имант всё говорил, говорил, не слышал их разговора, слюна летела с толстых, красных губ. Тряс редкой, прозрачной белой бородой, проповедовал что-то своё. Или лекцию привычно читал. По истории Латвии. Какой? Прежней или теперешней?
Голова с высокой лысиной, лоб выпуклый, глаза бесцветные, рыбьи, невыразительные. Веки тяжёлые набрякли, наплывают на глаза.
– На Вия похож, – подумал Зять, – пока веки не попросит приподнять.
– Я тебе газету свежую принёс. Молочко, ряженку, ты любишь. Минералку.
– От это хорошо! А больше ничего не носи. Здесь обед хороший. Правда, каши гадкие, ни соли, ни сахара. Преснятина сплошная.
– Надо потерпеть. Завтра забегу, в первой половине.
– Хорошо. – Обнялись, друг друга по спине похлопали.
Зять зашёл в туалет, здесь же, в палате. Возле унитаза блестела жёлтым размывом и воняла небольшая лужа. Видно, мочились мимо, неловкие пациенты инсультного отделения.
На бачке унитаза лежал вырванный из газеты кусок. В глаза бросилась статья, обведённая шариковой ручкой. Стал читать.
«ЭТО ВАМ НЕ ЛАТВИЯ»