Оккупанты

Проснулась, осветила милой улыбкой. Он прикоснулся губами к её губам. Немного успокоился.

Будильник клацал на столе большими портняжными ножницами. Резко и безжалостно кроил время на до и после знакомства, новой эры после близости.

Казалось, что будильник подпрыгивает на излёте каждого шага минутной стрелки – так старается.

Настоящее сильно и властно завладело им, словно ничего лучше не было прежде и уже не будет. Он, как ребёнок, жил только настоящим, и оно казалось бесконечным, и было страшновато от того, что невозможно было определить эту безмерность и не потерять её. Просто умереть и не проснуться.

На подоконнике пустая квадратная бутылка коричневого стекла. В ней высохший зонтик борщевика. Раскидистый и странный.

Икебана от марсиан.

Так зачиналась совместная жизнь.

Она уехала в Москву в командировку, на четыре дня. Он ужасно ревновал, гасил в себе это странное, новое состояние.

В её отсутствие такое с ним бывало ещё очень долго.

Он занял себя делом, развёл ремонт на кухне, помогал будущему тестю класть плитку на стены над раковиной, газовой плитой. Сделали очень быстро, и он снова маялся, потому что хотелось, чтобы она прямо сейчас это увидела, оценила, и конечно – приятно удивилась.

Учился терпению в ожидании и терпеливости, когда вместе.

Он пришёл свататься, просить её руки. С шампанским, цветами. Белая скатерть. Стол накрыт. Просторно, стол большой.

Он рядом с невестой, сбоку. Родители по сторонам.

Смотрел перед собой, ловил её взгляд. Она волновалась. Коротко рассказал про себя, своих родителей. Совершенно не волновался, был спокоен, и получилось, будто репетировал заранее, но солидно, по делу. Его внимательно выслушали. Тёща нарядная, губы алые, в помаде, вдруг заплакала, промокнула глаза маленьким платочком. «Будет тебе, – сказал тесть укоризненно. – Радоваться надо, а ты ревёшь».

Хотел что-то добавить. «Дура»? Нет же, не его лексикон, только показалось.

Она задумалась ненадолго. Перекрестила размашисто. Платочек маленький, невесомо-нарядный, цветы гладью весёлой по краю, судорожно в ладошке зажат. «Живите». Зубы в красном налёте помады. Спохватилась, понесла тарелки на кухню. Чай заварить, торт нарезать. Он вышел в коридор и услышал, как она тихо спросила дочь: «Ты что, не могла найти себе мужа получше?»

Вернулась с подносом, полным звонкой посуды, ложечек. Заварочный чайник посередине – купеческий, расписной и цветастый. Сказала громко:

– Надо же, роза наша зацвела! Китайская. В кои-то веки собралась! Впрямь, заневестилась.

И рассмеялась, зажмурилась через влагу глаз, что-то решив для себя окончательно.

Только теперь все заметили красные оборки распускающихся бутонов. Крупные, словно несколько юбок под зелёным роскошным платьем, одна на другую наложились причудливо и неожиданно празднично, потому что такое сочетание цветов не всем к лицу.

Натуральные цвета зелёного и красного были здесь уместны. Скрасили убожество комнаты, прибавили праздничного настроения сватовству.

Он ничего не сказал, невесту чмокнул в щёку, крепко пожал жёсткую клешню руки будущего тестя. Вежливо распростился, чтобы не вызвать отторжения, очень скоро ушёл.

Он был терпелив и внимателен в те дни, словно выжидал самое главное, сидя в засаде. Что-то подсказывало ему, что только так он сможет быть с ней.

Навечно? Вечность – это время космических категорий. Жизнь микроскопична во времени, но плотно насыщена, как капля воды невидимыми глазу существами.

Потом они прожили дружно шесть лет в этой квартире, комнате, и ещё много-много лет, и тёща называла его теперь «любимый мой сынок».

Это не щекотало его тщеславие. Принял как должное, потому что понял, что тогда была неправа, но скандалить не любил…

Сейчас он поливал цветы.

Ему показалось мало. Снова наполнил кувшин. Ходил по дому, вспоминал.

Глава 22. Хозяйка и Дидзис

Встретиться договорились на парковке возле супермаркета, напротив больницы. Была суббота, людей немного, и автобус приехал, точно дожидался одного лишь Зятя.

Снег таял бурно, лужи большие. Люди двигались короткими перебежками через временные преграды, приходилось маневрировать, чтобы не промочить ноги.

Только подошёл к центральному входу, как позвонил Дидзис. Запарковались они за углом. Старенькая «Мазда», слегка обрызганная весенней грязью.

Хозяйку Зять не сразу узнал. Платье трикотажное, тёмно-вишнёвого цвета, красные сапоги на высоких каблуках, причёска высокая, накидка лисья, меховым огнём, макияж продуманный. Вышла из машины королевой.

Дидзис в куртке, свитере, сутулится. Как обычно.

Поднялись в палату.

– Хорошее время выбрали для посещения, – сказал Зять, – тут через часок народ как повалит с передачками, лифта надо будет час дожидаться.

– А я вас ждал с минуты на минуту, – заулыбался Дед.

Был он странно выбрит. Из складок морщин возле крыльев носа торчали седые волоски, на шее лёгкие порезы, небольшие кустики щетины на кадыке. На фоне света из окна виднелись на мочках редкие, белые, жёсткие волоски из ушей.