Оккупанты

– Судьба. Он нам нужен. Для нас его Бог бережёт. Я не перестаю удивляться. Есть точка невозврата в этом процессе, понимаешь.

– Да, везёт.

– Чего стоило уговорить Деда вызвать «скорую». Упёрся – звони мужу Племянницы, пусть отвезёт меня домой. Надо было вообще мгновенно вызывать, не разводить дебаты. Ты надолго?

– В субботу желательно вылететь.

– Пять дней всего побудешь. Мало.

– Что делать. Там тоже не бросишь.

– Завтра с утра займусь билетом. Потом поедем к Деду.

Весь вечер звонили им, потом они звонили.

– Ты посмотри, какой у нас Дед популярный, – сказал Зять перед сном.

– Не только нам нужен, многим людям.

– Потому что настоящий! Вот и тянутся к нему.

Компания-перевозчик была ирландская. В интернете заказать билет было невозможно на десять дней вперёд. Прямого телефона не было, соединяли через справочную аэропорта, если сможешь договориться. Представительства тоже не было. Дискаунтная компания, дешёвка, одним словом.

Зять поехал в аэропорт.

Билет стоил сто восемьдесят евро. В два с половиной раза дороже того, с которым он прилетел четыре дня тому назад, но купленного за три недели до вылета.

– Если платить кешем, два лата экономии, – сказала «модельная» кассир.

Пока выяснял, образовалась небольшая очередь. Наличных денег не хватало. Он поспешил к банкомату, снял недостающие сто латов.

С него взяли четыре лата комиссии. Он сперва расстроился, но быстро успокоился, хотя брешь в бюджете образовалась большая.

Глава 21. Поливка цветов

Зять приехал полить цветы в квартире Деда. Собственно, цветов было не так уж много, хватило бы десяти минут на поливку – пышная бледно-зелёная лимонная геранька, столетник с толстыми, кривыми листьями в окантовке острых колючек, три горшка с плетями «золотого уса» под самый верх оконного проёма.

Он сидел за столом в большой комнате, всматривался в листву пышной китайской розы, занимавшей весь угол большой комнаты. Сколько же ей лет? Она всегда стояла именно здесь, с первого его прихода в этот дом.

Пол некогда паркетный, за много лет его закатали толстым слоем коричневого сурика. Лишь контуры дощечек, сложенные ёлочкой, выдавали паркет. Заодно красили и большой квадратный ящик, слегка на конус, в котором росло чудо-дерево. Доски немного распухли от времени и воды, почернели по краям.

Дерево было предметом гордости. Каждую весну Дед лазил на чердак, собирал голубиный помёт, размачивал его в большой банке, разводил водой: «чтобы не спалить сильным удобрением». Потом поливал. И оно росло пышно, выгоняло крупный, в две ладони, тёмно-зелёный жирный лист.

Затхлый запах птичника долго не выветривался. Загадочным образом откуда-то появлялись небольшие эскадрильи дрозофил. Барражировали над землицей, лезли в лицо. Мешали смотреть телевизор. Потом так же внезапно исчезали.

Улетали в настоящий птичник? Из временной командировки.

Старый шкаф справа, плотно забитый одежонкой. Костюмы, вещи покойной жены, свитера. Зачем-то Дед их хранил.

Глаженые вещи сложены стопками, перевязаны верёвочками.

Сбоку торчат четвертушки листков из старых тетрадей – «с коротким рукавом», «с длинным рукавом». Буквы ветвистые, пляские и ломкие от неуверенности, но крупные, чтобы можно было прочитать без очков.

Комодов два, с обеих сторон комнаты. Под стеклом справа сервизы – для чая и кофе. Поверху разновеликие фотографии. На видном месте – тёщи в траурной рамке, дальше дочери, внучки, правнучки. Родни. Во всю длину поверхности комода. Если соединить их мысленно в одну линию, получится кривая кардиограммы семьи.

Комод слева занят книжками. Случайными, как прохожие ночной улицы. Их немного. Про войну, партизан, разведчиков. Собрание сочинений Сталина занимает основное пространство. Купленное по приказу начальства, оно так ни разу не было открыто. Казённая радость похожа на строевой смотр по приказу свыше. Тёмно-вишнёвые, цвета спёкшейся крови обложки, медальонное тиснение профиля Вождя. Бумага толстая, благородная коричневатость топлёного молока, с претензией на старинное издание.

Зять как-то спросил Деда, читал ли он классика марксизма. Дед помолчал, потом сказал загадочную фразу:

– Не корми орла мухами! – и рассмеялся.

Большой ковёр три на четыре метра, красивый, ручной работы. Мама Зятя подарила молодым на свадьбу. С одного края кисти истёрты полностью. Покойный доберман после еды рычал, тёрся об них щеками.

Дочь свезла ковёр к Деду.

Потолок, истресканный квадратами, «с подмоченной репутацией», желтоватый, словно старинная карта – с неровными краями, неявными островами, архипелагами несуществующими.

Дед не любил спать в этой комнате. Говорил, что ему однажды явился при полном параде и с трубкой Генералиссимус, стал задавать странные вопросы. Дед не разобрал из-за грузинского акцента, проснулся в ужасе, не выспался. Объяснял, что у него в ухе «дикое мясо», так болезнь называется, поэтому и не разобрал наказы Вождя.

Может, выдумал? А просто без жены неприютно ему тут.

Дед бывал здесь, если приходилось накрывать большой стол для гостей, новости посмотреть, в шкафу что-то взять.