Оклик

На рассвете двор заполняется шорохом летающих голубей, голосами соседей, окликающих громко друг друга с тем особенным распевом в голосе, присущим одесситам, который может разбудить даже мертвого.

Запах голубиного помета смывает свежая струя воды из поливальной машины вдоль замершей в первых солнечных лучах улицы, в которых радужно мелькают перья голубя, только что раздавленного этой машиной.

На автобусной станции уйма народа, ругня. Ведем переговоры с водителем битком набитого автобуса на Херсон: возьмет – не возьмет. Соглашается.

Впервые пересекаем Николаев. Пешком, за автобусом, идем через длинный мост на плаву, по обоим сторонам которого в речных водах, на уровне наших ног, качаются арбузные корки.

На херсонском вокзале странно звучат в устах замотанных, плохо одетых крестьян названия станций – Пантикапея, Джанкой, Бахчисарай.

К нам лепится какой-то шустрый толстяк в соломенной шляпе, сандалиях на босу ногу с чемоданчиком, полным тараньки, который он то и дело открывает, соблазняя нас. Втроем до прихода поезда Москва-Симферополь заваливаемся в пивную. Толстяк полон, как арбуз семечек, всяческих южных прибауток и анекдотов, рад слушателям, сыплет ими с каким-то сочным удовольствием…

В окне вагона плывет прекрасный черноморский закат на фоне тонкого девичьего профиля: совсем еще девочка, впервые едет с папой-мамой в Крым, в глазах жадность и первая печаль пробуждающейся женской души, худенькие ключицы нежно торчат из платьица, под веками бархатная темень.

В полночь просыпаемся от ангельского ее голоса:

– Джанкой.

Симферополь на рассвете.

Стоящие как бы поодаль, но присутствующие в каждом нашем движении и взгляде – шапки гор – Чатыр-Даг и Роман-Кош.

Вдоль пальм и брызжущих фонтанов озабоченно бегут люди, читая на ходу газеты. Устраиваемся в гостинице, в комнате величиной с вестибюль вокзала с множеством коек. В какой-то забегаловке едим манную кашу, чуть приправленную маслом, а люди вокруг, шагая, беседуя, не отрываются от газет.

Снова что-то произошло, пока мы были в пути.

Пытаемся поймать заголовок, ускользающий из одной перелистываемой газеты в другую: "Антипартийная группа – Маленков, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов".

Фраза шипит змеей, сворачиваясь и разворачиваясь листами, держа на весу жало, полное яда, и все зачарованно следят за ее движениями.

5. Осень 1957

…Доколе день дышит прохладою, и убегают

тени, возвратись, будь подобен серне или

молодому оленю на расселинах гор…

Песни Песней, 2,17

ДЕВИЧИЙ СИЛУЭТ ЧЕРЕЗ ВСЮ ЖИЗНЬ.

ТАЙНАЯ ТЯГА ИМЕН: КАРАСУБАЗАР, ЧУФУТ-КАЛЕ.

ЛИЦО, ЧТО ПРИГРЕЗИТСЯ К НОЧИ В ГОРАХ: БЕЛЛА. ЛЮДИ ПОГИБШЕЙ СТРАНЫ.

ПО СОСЕДСТВУ С ОРЛАМИ: ПЕЩЕРЫ, СНЕЖНЫЕ КОЛОДЦЫ.

ГОЛОВА ЕКАТЕРИНЫ.

ЭКЛИЗИ-БУРУН И БИН-БАШ-ХОБА: СЕАНС МИСТИКИ.

ПРОФЕССОР КОВАЛЕВСКИЙ И СЕМИНАРИСТ.

НЕДОУЧКА.

ГОНЧАРНАЯ СУШЬ И ВОДОПАД ДЖУР-ДЖУР.

СБЕЖАВШИЙ ПАГАНЕЛЬ.

АЙ-АНДРИ И АЙ-АНАСТАСИ.

СИГНАЛЫ ИСЧЕЗНУВШЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ:

ФЕСТИВАЛЬ В МОСКВЕ.

СВЕЧА, САМОЛЕТ НАД ЯЙЛОЙ, ТОПОР ПОД

ИЗГОЛОВЬЕМ.

ВОРОТА В ХАНААН.

ГЕНЕРАЛЬСКОЕ: ОБВЕТШАЛЫЙ САД

МУСУЛЬМАНСКИХ ЧУДЕС.

ФЛОТИЛИЯ ЮНОСТИ: БЕЗЫМЯННЫЙ КАТЕРОК,

ТЕПЛОХОД «УКРАИНА», ЯЛТА, ОДЕССА.

Мы паковали необходимые вещи, сухой паек, бидоны для воды, палатки, раскладушки, мы собирались в горы: Игнат с профессором Сергеем Александровичем Ковалевским и его ассистенткой Надеждой Васильевной – на Чатыр-Даг, я с Толей Штерновым, тоже сотрудником ВИМСа[116] – на Демерджи-Яйлу. Свободного времени было более, чем достаточно, Игнат обычно валялся в гостинице на постели, читал, записывал, а чаще всего и подолгу спал, я шлялся по улицам, под тополями вдоль домов из мягкого белого камня, и уже несколько раз, казалось мне, мелькал передо мной тонкий профиль девочки из ночного поезда, который привез нас в Симферополь, ее худые ключицы, нежно торчащие из платья, слышался ее голос, она как бы была растворена в плывущих мимо юных созданиях, в их размытой какой-то акварельной прелести, дразнящей воображение, усиливающей прелесть летнего дня.

Вечером я решил пойти на танцплощадку, вопреки весьма убедительной речи Игната против джаза, двигательного способа знакомства, романтики наощупь.