– Одного я не пойму, – без перехода продолжил старик, – почему ты именно в деревню поехал благодетельствовать, может статься, твоя работа как-то с нашей связана? – я покачал головой. – А чем же ты занимаешься?
Некоторое время я молчал, подбирая нужные слова.
– Занимаюсь перепродажей фирм. Когда у одной компании дела идут плохо, мы ее покупаем, реформируем правление, меняем структуру. А после продаем, как фирму с серьезной репутацией, вышедшей из кризиса.
Старик помолчал, пытаясь понять сказанное.
– А реального в этой работе есть что? – осторожно спросил он.
– Реального? – я подумал, как объяснить, и неожиданно вздрогнул. Неловко оглянулся по сторонам, словно ища поддержки. Или словно пытаясь не смотреть на себя со стороны. Старик прав, ведь даже миллиарды, которыми ворочает наша корпорация, существуют лишь в памяти компьютеров, перемещаясь в виде цепочки электрических сигналов с одного на другой. Не говоря о любых согласованиях, переговорах, конференциях и встречах – подавляющим большинством они проходят в мире ирреального, в тиши залов и кабинетов, куда быстро прикатывает и спешно укатывает очередная делегация, разглядывающая жизнь через окно лимузина или иллюминатор самолета.
Я хлопнул дверью, запираясь наглухо. Разом почувствовав себя стариком в наглухо застегнутой серой тройке за неведомой надобностью вывалившимся в ту жизнь, которую прежде сам считал лишь фантомом, чем-то вроде телевизионной картинки с новостями дня, случившимися где-то когда-то неведомо с кем, передающуюся неважно откуда, из соседнего города или с Марса: для меня было все едино. Но стоило свернуть с шоссе и углубиться в сельскую дорогу в поисках униженных и оскорбленных, как мой мир исчез, а я остался без точки опоры.
Тяжело рыча мотором «Хаммер» развернулся вокруг колодца и покатил меня прочь, пытаясь отыскать прежний мир, меня породивший. Наглухо запершись внутри надежного кокона, казавшегося до сего момента непрошибаемым, я размышлял, как можно вернуться в иллюзию, оставшись при этом реальным. Я лихорадочно соображал, кому можно позвонить, какие педали нажать, денежные потоки сдвинуть, кого подмаслить и ублажить.
Внезапно явившегося на соседнем сиденьи моего старого знакомого в наглухо застегнутой тройке я едва заприметил. Не обратил бы внимания, кабы он сам не обратился ко мне:
– Теркин Евгений Тимофеевич? – спросил призрак, поправляя ворот рубашки, немного торжественно, верно, давно не появлялась возможность говорить с живым.
– Тетеркин, – поправил я, вечная путаница с моей фамилией. Старик неожиданно смутился.
– Значит… Тетеркин. Я подумал, он заикался, когда произносил, ведь в жизни-то заикой был, вот мог по привычке и…. Так выходит не вы бросили Сергееву Алену Игоревну шестнадцати лет в состоянии беременности полгода назад.
– Я? – даже всхлипнул, не то от радости, не то от досады или обиды. – Да я последний раз с женщиной был… даже не помню когда
– А она вынуждена была сделать неудачный аборт, три дня находилась в коме, встречалась с отцом, тот, умер-то давно, пил много, потому не мог являться сам, вот и попросил меня, досадить Теркину…. Боже мой, как же я ошибся, как ошибся. А Теркин этот до сих пор не ведает, что ему полагается, а я честному человеку жизнь порчу…. Ради всего святого, простите меня, старого мертвяка, работа у меня тяжелая, много просят живых попугать, особенно последнее время, спутал я, прошу вас, простите.
Я расхохотался так, что призрак поспешил исчезнуть. Остановил внедорожник, слезы застили глаза, а я все смеялся и не мог успокоиться. Ошибка, надо же, ошибка. А этот шарлатан-приятель, заставивший меня опрощаться и каяться, а я дурень, на полном серьезе поверил и занялся… ну надо же, какая глупость, какая немыслимая нелепица. И мужикам хотел дарить всякие сохи да мотовила. Я снова засмеялся, на сей раз легко и свободно. Душа, освобожденная от тяжести не уготованного мне испытания, пела и ликовала. Я пришпорил «Хаммера», рванув назад.
Подъезжая к МКАД, почувствовал странное. Кажется, мне понравилось благодетельствовать, чушь какая-то, но понравилось. И уже не хотелось отказываться от этой блажи. Чертов старик, явившийся невовремя и не к тому, что ты сделал со мной? Как мне теперь возвращаться обратно?
Страшная месть
Аля, милая моя девочка, ты такая замечательная, такая домашняя, ласковая, нежная. Хорошая хозяйка, верная жена. Всегда найдешь слова, которыми можно ободрить, поддержать. Или поставить на место, и такое бывало за прошедшие четыре месяца нашего знакомства. А еще тебе очень нравится, когда я легонько дую в затылок, а потом касаюсь его губами. Ты начинаешь едва слышно шептать в ответ, я даже не разбираю слов.