Окно в доме напротив

Она предположила, что теперь мне выдадут схожий с ней комплект документов, но вышло иначе. Когда мы подошли к стойке, девушка выдала пропуск на второй этаж, только сейчас я заметил его. Или он только сейчас, по мере необходимости, появился – широкий балкон, нависавший над сияющим занавесом, куда я поднялся за бланками, которые надо заполнять на месте. Я еще несколько раз ходил туда – в безвременьи трудно отмечать, как часто или редко – Марина сказала, что это, верно, хорошо, что меня требуют туда, где она не только никогда не была, но и не может увидеть – значит, дело кончится быстро. А ведь у нее по-прежнему всего один документ. На этот раз просроченная форма сорок, не понимаю, как без времени можно определить, что документ надо переделывать. Наверное, он все же связан с внешним миром, ведь вопросы, на которые мы должны отвечать, касались не только нас, но и тех и того, кого и что мы оставили в прежнем. Давно или недавно ушедшем. Для каждого по-разному, даже внешнее время здесь текло неравномерно. Марина высчитала, что для нее проходят дни между каждой новой бумажкой в бесконечной бухгалтерии, у меня же часы. И то, что мы оставались вместе, не расходясь друг от друга, очевидно, возможно было лишь в зале ожидания. О сути которого я не раз спрашивал соседей по залу, даже администрацию, если так можно было говорить о старшей за стойкой, но так и не смог получить внятный ответ. Каждому виделось свое, и для каждого процедура приема, именно так называлось создание досье, оказывалась своя, даже представление о ней разнилось кардинально, что у заполнявших бланки, что у подававших их. И для каждого оказывался намечен свой срок, не известный никому другому. Даже серым плащам, что приводили новых посетителей и провожали к занавесу подготовленных.

Но и они, собиратели душ, не решались коснуться ниспадавшего света, закрывавшего путь – наверх или вниз, вдаль или вблизь – кто знает? Я хотел попробовать сам, но Марина отговорила, а вдруг это вычтется мне как-то. Тем более, мы видели, как торопыги пытаются преодолеть барьер, кажущийся лишь потоком фотонов, но встречавший их нерушимой твердью. Обычно это были нетерпеливые подростки, детей здесь нет, никого моложе пятнадцати. Вероятно, им уготован иной зал ожидания.

Когда я вернулся в очередной раз со второго этажа, Марина спешно заполняла маленький бланк, всего-то проставила ФИО и расписалась. Меня встретила улыбкой.

– Сказали, еще недолго. Первый раз это слышу. Знаешь, я подумала, как хорошо, что не успела все заполнить до твоего появления. Значит, теперь мы сможем оформить свои последние бумаги – а тут говорят, когда она последняя, и когда дело закрывается, что нас пропустят одновременно. Ведь вместе пропускают, ты видел. И тогда мы, и там сможем, как здесь. Как раньше… – она запнулась, пристально смотря на меня, я немедля кивнул.

Странно мы здесь сошлись, будто все эти три года не разлучались, напротив, приспособились, выработали иммунитет против прежних ссор, нашли свою общность, и вот теперь только стали тем, кем собирались еще пять с половиной, почти шесть лет назад. Будто только здесь и могли обрести так недостающее нам все прежние годы.

– Посмертная семья, это звучит, – она засмеялась, первый раз я увидел ее такой, первый раз здесь, в зале ожидания, я услышал смех. Мы снова обнялись и снова развели руки, смущенно. Но по-прежнему улыбаясь.

Немного успокоившись, Марина стала предполагать, что нас ждет за занавесом, я только кивал, видя как она переменилась, снова почувствовав прилив сил, – гладила мою руку и говорила, говорила, столько раз обговариваемое и прежде. И за одухотворенными словами этими я ощущал ту же пустоту и неуверенность, что и прежде, мы пытались убедить себя и друг друга, что дальше нас ждет что-то удивительно прекрасное, подозревая, что лишь зал ожидания дает нам шанс оставаться вместе.

Вот и сейчас я никак не мог собраться, мысли разбрелись кто куда, не слушал, скорее, внимал, как тогда, когда мы только заново знакомились друг с другом. Ведь здесь и сейчас мы действительно обрели себя заново. Пусть и не так, как хотелось прежде, но хоть как-то.

В голове вдруг настойчиво зазвенел колокольчик. Я подскочил, оглядываясь, Марина удивленно смотрела, не понимая: верно, не слышала. Я почувствовал прикосновение – девушка в сером попросила немедленно пройти с ней. Марина вздрогнула.

– Последний документ, – прошептала она, – точно говорю. Ты ведь подождешь? – она растерянно оглядывала зал, но к ней пока никто не подходил, – Ведь подождешь, да?

– Ну, конечно, – и поспешил, постоянно оглядываясь, за девушкой. Марина поднялась, прошлась вдоль кресел, вышла в проход. Заглядевшись, я едва не столкнулся с девушкой: мы шли не к стойке. На выход.

Я растерянно посмотрел на нее, та продолжала тянуть к прозрачным дверям, через которые я вошел когда-то: день, месяц или год назад. Наконец, спросил, что происходит. Ответила не сразу, короткая заминка, за которой последовал совсем нежданный ответ: