— Сам такой! — окрысился Муз и повернулся к нему спиной. И хрипло хмыкнул, завидя тень: — Надо ж!.. Прицепился, а!
— Объясните, в чем дело! — потребовала я.
— Ты не инициирована, и формально место рядом с тобой не занято, — отозвался двоюродный дед, с усмешкой наблюдая за Музом. — Если дар завещан, инициация не требуется. Если нет — необходима. Чтобы ты им управляла, а не он тобой. Чтобы ты лучше «слышала». Чтобы сама находила миры и героев. Твоя инициация, Василек, начата, но не закончена — по лицу вижу. Инициировать писца может только писец.
Все. Пазл сложился. Начата, но не закончена? «Герою» не тень нужна. Судя по тому, что я о нем знаю… Он сам к бабушке за инициацией рванул, когда жареным запахло. Даже если у писца есть право выбирать между… Ему вполне могли в этом праве отказать. Есть уже сущность — и вали отсюда. Нет инициации — твои проблемы. И он забил тревогу. И бабушка услышала. И записала. И спасла. А теперь… он идет отдавать долг? Инициирует меня так же… как его инициировала бабушка? Вот я безмозглый параноик…
— Ты дусины записи не читала, так? — Владлен Матвеевич верно оценил мое смятение и покрасневшие уши.
— Он же тоже писец, — отозвалась невпопад. — Думала, он тут… химичит.
Однако прав Муз насчет меня… И про тень «героя» сообразила, что про невозможность двоих знала, но, блин… Блондинка. Натуральная.
— Ладно, не воротишь сделанного, — смешливо хмыкнул двоюродный дед. — Но выбирать придется. Или ключ, или… совесть. И память.
Я невольно сглотнула. Повернулась и посмотрела на тень.
— А если выберу… его?
— Я те как выберу, бестолочь! — рявкнул Муз.
— Не знаю, — покачал головой Владлен Матвеевич. — Я не могу понять, что оно такое. То ли часть сущности, то ли… Но будь осторожна. Сейчас он питается и ведет себя тихо, а как наестся… Неизвестно, что из него получится. Но двоих рядом быть не может. И тебе
— А если привязать?.. — спросила робко. — Он ведь был к кому-то привязанный?..
Случайные необдуманные слова — и как кирпичом по макушке. Валик, как и «парень с собакой», как и любая сущность, был привязан… Игнат Матвеевич же все популярно объяснил, а я… Привязки, поводки — это и управление. Кто им управлял? И снова вспомнилось замечание про то, как вовремя появился саламандр. Очень вовремя. Чтобы из игры вышел, кто… не хочет больше участвовать? И на поводке сидеть, чтобы не… Черт. Вот зачем он мне это сказал?.. И кто управлял, если писец занят?
— Привязать можно как к человеку, так и к месту, — вещал меж тем Владлен Матвеевич. — Мы можем тащить до десятка сущностей. Но писец — только одного. Привязи — это привязи, поводки. А инициация — это частичное слияние. Тебя — с ним, ваших сил, — и кивнул на Муза. И снова посмотрел на тень: — Из этого… получится низший. И не забывай, от кого оно откололось. Чревато, Василек. И, да, их как минимум двое. Один — «пишет», второй — управляет.
И неожиданно очнулась Серафима Ильинична. Посмотрела на расклад, на меня, и в мутных глазах зажглись странные огоньки. И она прошептала:
— Берегись, девонька… Берегись! Идет за тобой! За тобой идет, за душой! Идет через тебя! За тобой! К тебе!
— Вы ошибаетесь, — ответила я тихо и вежливо. Слова — как о «герое», но я почти поверила в то, что он мне не враг. Что враг — не он.
— Сима никогда не ошибается, — возразил двоюродный дед и подковылял к жене. Обнял ее хрупкие вздрагивающие плечи здоровой рукой и повторил: — Никогда не ошибается — она провидец. Дар сгорел, но она по-прежнему способна
— Дар сжечь? — я с трудом отогнала страх. — Из-за прошлого или… Зачем?
— Думаю, он спятил, — щека Владлена Матвеевича нервно дернулась. — Так бывает, когда у человека нет места в жизни. Когда он не может найти себе применение. А когда находит ненадолго, а потом теряет на всю жизнь… Думаю, он давно спятил. Начал с Дуси и Симы, а потом… Мстит писцам, у которых сложилась жизнь. И мстит через близких. Я следил за теми, кто учился у отца или работал с Игнатом. За всеми следил, после того как Сима… Я ведь всех знал. Из них почти никого не осталось, Василек. Кто спятил, кто… сгинул. Троих лишь из виду потерял и найти не могу. И один из них…
— Вы говорите о писце, о нем — как о мужчине, — я встала и подошла к окну. — Но ведь может быть и она — женщина.
— Знаешь такую? — оживился двоюродный дед. — Да, среди той троицы — одна женщина. В Игната девчонкой влюблена была, а потом… исчезла.