Око Марены

У владимирцев иное. У них своей земли в избытке. А вот захотят ли они подсобить меньшому Ингварю? Зять его, Константин Всеволодович, ныне и носа не высовывает из своего любимого Ростова, опять же хворает шибко, как ему дочь писала. Да и миролюбив он — не только сам не пойдет, а и прочим может воспретить, хотя тут как сказать… Юрий своего старшего брата скорее всего послушается, а вот Ярослав… Этот горяч, может и на запрет наплевать.

Словом, вопросов имелось много, пожалуй, слишком много, а вот ответов на них — ни одного, так что рассуждать обо всем этом можно хоть до бесконечности — все равно без толку. И Мстислав Романович еще раз протяжно вздохнул, тем не менее подтвердив свое окончательное решение, которое в последние годы все чаще и чаще срывалось с его губ:

— Обождем малость. Тут горячку пороть — себе дороже выйдет, а посему отложи эти блины до другого дни. — И как бы в свое оправдание он еще раз напомнил сыну: — Вон, все помалкивают — и черниговцы, и владимирцы. Выжидают. И нам тако же надобно…

— И сколь ждать? — грустно спросил Андрей.

— Сколь? — Мстислав Романович задумался, но ненадолго, почти сразу отыскав единственно правильный ответ. — Так ведь я уже тебе поведал — пока Мстислав Удатный свое слово не огласил. Нынче, как ни крути, все от него зависит.

— Понятно. — Андрей поднялся с лавки и обреченно вздохнул. — Вот тебе, сынок, кукиш, чего хотишь, того и купишь.

Мстислав Романович в ответ развел руками:

— Жизнь, она такая. Не все в ней сбывается, чего желается.

Киевский князь, как умудренный опытом человек — как-никак разменял седьмой десяток, — говорил разумно, взвешенно и толково. Все в его словах было правдой, кроме одного — и в Черниговском, и в Новгород-Северском, и во Владимиро-Суздальском княжествах все было далеко не так тихо, как ему казалось. И там вот уже который день судили и рядили — как быть дальше.

На письмо рязанского князя Константина Владимировича внимания особо не обращали. Да, написано вроде бы потолковее, нежели полученное месяцем ранее от Глеба, но разве в том дело, кто из них прав, а кто виноват? Речь о другом — пользуясь удобным поводом, стоит ли им идти на Рязань или не стоит.

Черниговцы из числа молодых безудельных княжат основной упор делали на то, что все они, равно как и рязанцы, такие же Святославичи, свой род. К тому же женка одного из убиенных под Исадами князей — Кир-Михаила — меньшая дочь недавно умершего Всеволода Чермного, то есть его брату, Глебу Святославичу, который ныне сидел на черниговском столе, она доводилась братаничной, а потому…

Страсти разжигало и то, что уж больно много собралось ныне безудельных княжат в Чернигове и прочих градах. И не просто безудельных, но и без малейших перспектив на будущее — землю на всех не растянешь, а какая есть, уже занята родичами, притом основательно. У усопшего Чермного двое непристроенных сынов, да и у младших братьев черниговского князя потомство будь здоров. Одни Мстиславичи чего стоят — Дмитрий, Андрей, Иван, Гавриил… И куда ему, Глебу, всех братаничей распихать, когда он не ведает, чем родного сына Мстислава наделить.

А по соседству с ними, в Новгород-Северском, говорили примерно так же — и об общем пращуре Святославе Ярославиче, и о родстве с покойными князьями, разве что имя убиенного было иное, а так один в один. Да и как иначе. Заботы-то одинаковы — всем по уделу сыскать, вот только если Черниговское хоть и трещит по швам от обилия княжичей, то Новгород-Северское и вовсе как курица-несушка — что ни десяток лет, так яйцо с новым уделом: Курск, Путивль, Вщиж, Трубчевск, Рыльск…

Потому и разгорелась нешуточная пря[13] что там, что тут. Повсюду щитами гремят, мечами звенят. У наследников неимущих глаза как яхонты горят. Все в один голос кричат: «Подсобить немедля меньшому Ингварю, чтоб справедливость на Рязани восторжествовала!»

А с другой стороны посмотреть — как подсобить, когда он за помощью не шлет? Самозванно-то идти негоже. Опять же неведомо, о чем владимирцы думают. Но главным и тут был вопрос: «А что скажет Мстислав Удатный, который родня всем — и убийцам, и убиенным?»

И как ни горячились молодые княжичи, у которых кроме этого звания да небольшого городишки за душой ничего не имелось, как ни настаивали, все равно старшие порешили не по-ихнему. Уж больно свежи у князя Глеба Святославича воспоминания о раздоре трехлетней давности, когда сводные дружины смолян и новгородцев смерчем пронеслись по черниговской земле… Нет, в таком деле спешка даже не вредна — смертельна. Братаничей понять можно — такой удобный случай, чтобы поживиться за счет соседских междоусобиц, навряд ли представится. Но он, Глеб, в ответе за все княжество в целом, и ему ошибаться нельзя. А посему надобно ждать слова Удатного. Благо, что тот медлить не любит, так что, поди, что-нибудь уже да надумал. А вслед за ним и Изяслав Владимирович тоже решил погодить.