Око Марены

— Да что ты, отче? — перепугался он. — Как на духу. Может, тон не верный был, а говорил-то я искренне. Если теперь я когда-нибудь еще расслаблюсь так, то сразу этот разговор припомню и сам себе все еще раз повторю. Для убедительности. Честно-честно.

— Верю, — помолчав, откликнулся священник. — А лучше бы забыл, — порекомендовал он и пожаловался: — Стыдно-то как, господи. Ты бы только знал, Костя, как мне стыдно перед тобой. Барахло я, а не священник. А еще княжий наставник, — протянул он ехидно. — Так, шаромыга в рясе. Не-е-ет, все. Теперь все. Вот докончу дела, отстроим Рязань, и уйду я куда глаза глядят. В монастырь уйду. Все, решено.

— В женский, — добавил Константин невозмутимо.

— Это еще почему? — оторопело уставился на своего собеседника отец Николай.

— А у тебя с ними лучше всего получается, — спокойно пояснил Константин.

— Ты на что это намекаешь? — нахмурился священник.

— Да ни на что я не намекаю. Прямым текстом говорю, куда уж яснее. Я эту картину тоже не раз в Ожске наблюдал. Идет баба в церковь вся измученная, работой непосильной изнуренная, да еще и мужем битая. А из церкви чешет после твоей проповеди и исповеди — ну чисто мадонна рязанская. Сразу видно, что человеку опять жить хочется. Да ей же родная мать столько ласковых слов за всю жизнь не наговорила, сколько ты за один присест. А идет-то когда — лицо сияет, как у Богородицы на иконах рублевских, глаза светятся, улыбка солнышком брызжет. Ты сам разве не замечал? — заговорщически толкнул священника в бок Константин.

— Не-е-ет, — озадаченно протянул тот, качнувшись от увесистого тычка собеседника, крякнул непонимающе и задумчиво произнес: — Врешь ты все. Брешешь, как сивый мерин. Мадонну еще какую-то приплел, богохульник. Да, — спохватился он, — нам до Рублева-то еще полтора века жить надо. Ведь не родился он. Где же ты его иконы, интересно, видеть мог?

— Как где, — не моргнув глазом ответил Константин. — Ты про музеи чего-нибудь слыхал вообще? Про Третьяковку, например? Хотя где там тебе в твоей деревне, — протянул он пренебрежительно.

— Ну это ты уж меня совсем, — буркнул священник. — И слыхал, и хаживал неоднократно.

— Возможно, и хаживал, — не унимался Константин. — Вот только больше, поди, рубенсовски-ми телесами любовался. Ну чего ты, кайся. Я сегодня добрый. Епитимью совсем малую на тебя наложу за чистосердечное признание: пять раз на рассвете «Отче наш» прочитать и десять раз «Аве, Мария».

— Дурак ты вовсе, — буркнул священник. — Ну какая у православных «Аве, Мария»? Это ж у католиков. А у нас она «Радуйся, дево».

— А ты не обзывайся, — усмехнулся Константин.

— А я че сказал-то? — недоуменно пожал плечами отец Николай. — И ничего такого.

— Ну, ну, — лукаво протянул Константин и, поднявшись, бросил на ходу: — Пойду гляну, а то что-то долго больно Минька повязку на руке меняет. Да и Славки до сих пор нет. Они ж у меня столуются. Сейчас я их соберу и кое-что подкину. Пока ты тут меня, — он осекся, закашлялся, выгадывая время, но почти сразу нашелся, — вдохновлял, у меня идейка одна возникла. Как раз на четверых. Как придут, так сразу и обсудим вместе…

— Вот это совсем другое дело, — одобрил священник. — Давно бы так. А то разнюнился, понимаешь.

— Все, отче, — заверил своего духовного наставника князь, стоя на пороге трапезной. — Как в песне: было и прошло. Мы же ряжские — мы прорвемся. Верно я говорю?

— А то! — горделиво вскинул голову отец Николай.

Вместо эпилога Миссия выполнена?

Мы думали — все завершилось.
И кончилась эта стезя.
Едва же концовка открылась,
Мы поняли, чтоб ни случилось —
Остаться нам надо.
Иначе нельзя.
Иначе напрасны все муки.
Иначе все зря.

А. Мозжухина

Неожиданная идея, которая пришла Константину в голову, была не такой уж оригинальной и даже, как скептически заметил Вячеслав, напоминала, по его мнению, пир во время чумы. Правда, от участия в ней — и на том спасибо — воевода не отказался…

Минька тоже не пришел в восторг от княжеского решения устроить для их четверки эдакий разгрузочный пикничок на обочине, отъехав куда-нибудь подальше от Рязани, чтоб хоть один вечер не мозолить себе глаза огромным пепелищем. А вот от отца Николая Константин, напротив, ожидал услышать самую резкую критику в адрес этого мероприятия, но ошибся и тут. Священник, наоборот, хоть и сдержанно, но одобрил и поддержал князя.

— И впрямь надобно нам так посидеть, покамест ночи еще нехолодные. Опять же там река, тишина, небо со звездами — на благость вечную хоть полюбуемся, а дела мирские за вечер никуда от нас не денутся, — рассудительно заметил он, предупредив князя: — Только особого веселья не жди. С душой не совладать. А вот посидеть слегка, на костер полюбоваться, да и медку малость испить под добрую закуску — всем на пользу пойдет. Да и выговорится кое-кому не помешает, — добавил он, выразительно глядя на Вячеслава.