Око Марены

Первым, не выдержав, захохотал после его слов Славка, причем так громко и заразительно, что был тут же поддержан остальными. То была столь необходимая любому человеческому организму после всего перенесенного разрядка. Самая простая и самая естественная. Самая славная и самая мудрая. Ибо ничто не продляет человеческую жизнь, кроме смеха. Правда, это всего лишь теория, но ведь на чем-то она базируется.

— Пирожки, — стонал от приступа хохота Славка. — Без никто, — тоненько голосил держащийся за живот Минька.

Последним, внимательно посмотрев на весельчаков и убедившись, что смеются точно над его присказкой, а не над неловкостью — от корней каких-то отбивался, — захохотал Золото. Смеялся он так же, как и говорил — гулко и басовито. Ни про какие теории он, разумеется, и слыхом не слыхивал, а веселился потому, что русскому человеку очень мало в жизни надо: в добром здравии пребывать, да еще солнышка яркого над головой и неба мирного. А рядом чтоб товарищи верные были. Остальное же — дело наживное, как-нибудь образуется.

Только у Константина, единственного, пожалуй, изо всех, смех был более сдержанный. И виной тому было неожиданно пришедшее в голову странное предчувствие, что эта встреча с загадочным веретеном, пожалуй, не последняя. Откуда возникла в нем эта убежденность, хорошо ли то, что они еще раз увидятся с ним, — ничего этого он не знал, но был уверен в том, что свидание непременно состоится…