Око Марены

— В ответ княжича грязью не поливать, ибо он сын славного Ингваря Игоревича, подло убиенного со своей братией Глебом безбожным. Лучше всего было бы, коли князья владимирские посчитали бы, что у юного княжича не все в порядке с головой, — посоветовал Константин. — Но если ты и ряда заключить не сумеешь, то тогда хотя бы самое простое — упреди о том, где рать на нас собирается, когда она выходит, кто поведет и куда. И сразу гонцов шли. Пусть мигом в Рязань скачут.

Хвощ молча кивнул.

— Закупку же доспехов воинских и прочего начинай с первого дня. Мне много потребно — лишку не будет. Такие же послы вскоре и к князю Давыду Муромскому поедут, и к новгород-северским князьям, и к черниговским.

— Им легче будет — не такие уж могутные княжества у них, — степенно заметил Хвощ. — Муромский Давыд так и вовсе все боле к духовному тяготеет. Токмо ежели Константин Ростовский повелит, тогда лишь и отважится.

— А что касаемо новгород-северского князя, то тут у меня надежда на мать его, Свободу Кончаковну, а более на ее брата, Юрия Кончаковича, — поддержал своего посла Константин. — Ежели к моему свояку Даниле Кобяковичу в степь гонца смышленого отправить да басурман этих нечистых отговорить на Русь идти, то и Изяслав Владимирович в одиночку на Рязань не сунется. Кого мыслишь в степь послать, боярин?

Хвощ от такого доверия к нему со стороны князя приосанился еще больше и, выдержав небольшую, но достойную паузу, веско заметил:

— Мстится мне, будто туда опытного воя послать надобно. Чтоб и в летах был, и слава о былых победах имелась за плечами. Лучшей всего Батыру бы, да неможется старику. После него, стало быть, тысяцкого твово, Стояна. Он, конечно, хучь и поял[64] тебя в то лето, но…

— Он службу ратную исполнял. А о том, кто в то лето и на чьей стороне службу нес, ни ныне, ни впредь речи вести не будем, — бесцеремонно перебил своего боярина князь. — Вот одолеем всех ворогов, тогда и вспоминать примемся, лежа на перинах пуховых. А пока до такого еще ой как далеко. За совет же мудрый благодарствую. Теперь и сам вижу, что лучше него навряд ли кого найду. В Чернигове же, думаю, Коловрат справится, — и закончил комплиментом в адрес немолодого боярина, стоящего перед ним: — Тебе, Хвощ, тяжелее всего придется. Потому я именно тебя туда и посылаю, — верю, коль ты лишь малое возможешь — иной и вовсе ничего не сумеет.

Хвощ выпрямился горделиво:

— Благодарствую за веру. Не сумлевайся, княже, что токмо в моих силах — все сделаю.

Он склонился перед Константином в низком поклоне и степенно направился к выходу. Настал черед прочих послов. Их предполагалось проинструктировать всех скопом — иначе не успеть за день. На второй день намечался пир в княжеском тереме со всеми военачальниками и прочими видными мужами из числа спецназовцев Вячеслава, которые более других отличились при взятии Переяславля-Рязанского.

Увы, но получилось не очень весело. Были и шутки, и улыбки, и смех, но все какое-то натужное и неестественное. Не помогали и песни Стожара, которого Вячеслав самолично извлек из поруба в княжьем тереме Переяславля. Он, пожалуй, единственный изо всех был по-настоящему весел.

Едва дождавшись, когда наконец все станут разбредаться, Константин поинтересовался у Вячеслава:

— Ты к народу ратному поближе меня будешь. Должен знать — в чем дело.

— Оно и неудивительно, — пожал плечами бывший спецназовец. — Народу, как минимум, славу и почет подавай.

— Ну, Слава у них всегда впереди на лихом коне скачет, — съязвил Константин, довольный, что все хорошо закончилось.

— Балда ты, княже. Отечественную войну вспомни. Там намного хуже было, а все равно никто не вякал. Смекаешь?

— Нет, — недоуменно ответил Константин. — Ты к чему клонишь?

— К необходимости организации вещественного ясно и четко зримого всеми почета, — отчеканил Славка, — удостоившись коего, подавляющая часть не только о земле с людьми забудет, но и о гривнах не вспомнит.

— И как я его организую? — продолжал недоумевать Константин.

— Историк фигов, — презрительно протянул Славка. — Ордена вводить пора. И медали. Названия прежние возьми, то есть будущие. За отвагу — обязательно. Честь и слава — это начальству, за умелое командование. Орден Мужества — общий. Золотая стрела — наиболее отличившемуся в бою лучнику-снайперу, который завалил неприятельского воеводу или князя, и так далее. Принцип понятен? — И тут же он сменил тему: — Кстати, насчет того, чтобы завалить князя. Пока один — ноль не в твою пользу. Ингварь-то утек. Какого хрена ты его отпустил? Ведь как я понимаю, на твои жутко льготные условия он не пошел?

— Не пошел, — вздохнул Константин.

— Значит — это его проблемы и его горе. Брать надо было. Брать и в поруб, — отрубил воевода решительно.

— Да пошел ты, — возмутился Константин. — Я же слово дал, что отпущу его.

— Не надо было давать. Сам виноват, — всплеснул руками Вячеслав.

— Но я же рассчитывал договориться.

— Хорошо. Тогда надо было сдержать слово и отпустить до дружины — как обещал. Но потом-то ты ничего не обещал. Значит, руки развязаны.