Око Марены

— Угроз твоих я не боюсь и поведаю о князе своем не потому, что я их спужался, а едино лишь по его повелению. Затем и приехал. Князь мой на охоту выехал в леса здешние. Ныне пир честной для братии своей в шатре устроил. Здесь недалече.

И трех верст не будет. Вон за пригорком его сразу видать станет, — кивнул Хвощ, показывая назад, и предложил: — Коли ты, княже, добрым гостем к нам — добро пожаловать. Чара доброго меда и для тебя отыщется — не сумлевайся. Да и братьев твоих меньших тоже просим отведать, что бог послал, — с достоинством поклонился он остальным князьям, безмолвно сгрудившимся за спиной Ярослава.

— Уж лучше пускай твой князь к нам идет, с повинной, — не выдержав паузы, откликнулся Владимир.

— Коли у тебя б мы были в Стародубе, так и поступили бы, — возразил боярин. — Ныне же вы на земле Рязанской. Гости, стало быть. А посему вам надлежит к шатру его ехать. Виниться же ему не перед кем, да и не в чем.

— Я с братоубийцами никогда рядом не сиживал и ныне не сяду, — резко ответил Ярослав. — А ежели князю твоему своей дружины и воев не жаль, то пусть он сам с повинной головой, на милость нашу надеясь, немедля явится. А коли нет…

— Вот, стало быть, какие вы гости, — задумчиво вполголоса протянул Хвощ. — Тогда повелел мне князь упредить вас всех, что угощение для тех, кто пришел с мечом на Рязанскую землю, у него иное припасено. И коли то последнее твое слово было, княже, тогда выслушай, что мне изрекла одна мудрая вещунья. А поведала она мне, что тебе, князь Ярослав, на роду написано с Константинами в свары не лезти, а коли ослушаешься, то быть тебе завсегда битому. И не суть важно, какой из них пред тобой встанет — ростовский ли, рязанский ли…

— Ах ты, — побагровев, потянул из ножен меч Ярослав, но брат Святослав вместе с боярином Творимиром удержали руку, напомнив, что вины посла в речах искать негоже, сколь бы дерзки они ни были. Ибо за слово дерзкое ответчик главный тот, кто послал его.

— Пошел вон, старый пес, — злобно сплюнул Ярослав. — А своему господину поведай, что еще не успеет стемнеть, как он трижды раскается и в том, что раньше содеял, и в том, что ныне не покорился.

Невозмутимый Хвощ, никак внешне не отреагировав на грубость князя, с достоинством поклонился и произнес, уже сидя верхом на коне:

— Воев у тебя и впрямь поболе. Это так. Токмо запомни, княже, что не в силе бог, а в правде.

Ярослав в ответ на это лишь хмыкнул презрительно, распаляясь еще больше. Последние слова боярина Хвоща вызвали у него, как у быка, увидевшего красную тряпку, неистовую ярость на рязанского князя. Обернувшись к безмолвно стоящим воеводам, он зычно крикнул, обращаясь даже не столько к ним, сколько ко всей рати:

— Славная ноне ждет вас награда, братья мои. Бог услыхал мои молитвы, и не придется нам из глубоких нор, аки медведя из берлоги зимней, князя Константина выкуривать. Сам он к нам пришел.

Напрасно осторожный Творимир[90] пытался уговорить его не торопиться и дать отдых измученным долгими переходами пешим ратникам.

— Да и дружине твоей, княже, тоже не мешало бы коней хоть на день разнуздать, — умолял он его.

— Вначале посечем рать вражью, — упрямо отвечал, не желая слушать никаких возражений, Ярослав. — А опосля сразу на три дни роздых дам. К тому ж ежели побьем Константина, то и град сей сам нам ворота отворит. Стало быть, в тепле да в покое отдыхать будем, а не на ветру да на морозе.

Через час войско Ярослава поднялось на холм, увидев в отдалении смешанную беспорядочную толпу из пеших мужиков, беспомощно прижавшуюся к опушке леса. Правый фланг пешцев Константина прикрывала конная дружина.

Прикинув мысленно в уме численность стоящего перед ним войска, Ярослав самодовольно улыбнулся. «Стало быть, верно я мыслил, у страха глаза велики», — удовлетворенно подумал он, оценив, что в Константиновой дружине не насчитается и тысячи. От силы в ней было сотен семь, а то и того меньше. Да и хваленный Ингварем строй ратников таковым не выглядел. «Мужики и есть мужики», — ухмыльнулся Ярослав недобро.

Единственное, что он поставил бы в заслугу неприятелю, так это выбор позиции. Очевидно понимая всю мощь вражеской конницы, воеводы Константина постарались обезопасить хотя бы свой левый фланг, прижавшись им к крутому и обрывистому берегу реки Коломенки.

Однако правый фланг, на который была выставлена вся рязанская дружина, продолжал оставаться весьма уязвимым местом, и потому Ярослав решил ударить большей частью имеющейся у него конницы в бок рязанцам.

— Взять в клещи не выйдет, но прорвав строй дружинный, мы эту толпу вмиг посечем, — пояснил он свою мысль воеводам.

Те согласно закивали головами, и только осторожный Творимир предложил часть воев оставить на месте как резерв, а для охраны обоза и припасов поставить на стороже хотя бы сотен пять пешцев, дабы не оказаться под внезапным ударом с тыла воев самой Коломны.

Первую идею Ярослав с ходу отверг, заявив, что растопыренными пальцами больно не ударить, а со второй частично согласился, но оставил при обозе не пять сотен, а две.