На мгновение они вновь увидели силуэт Лоуса. Темное лицо его посерело от тоски. Обращаясь к Хэмилтону сквозь гогочущую и бормочущую толпу клиентов бара, он прокричал:
– Джек, знаешь что?
– Что? – беспокойно отозвался Хэмилтон.
Лицо чернокожего свело спазмом острого и бессильного несчастья.
– В этом мире… – слезы блеснули в его глазах, – в этом чертовом месте я начал говорить с рабским акцентом.
И он исчез, оставив Хэмилтона в тягостном раздумье.
– А что он имел в виду? – спросила девушка с интересом. – Арабский акцент?
– Рабский, – задумчиво пояснил Хэмилтон.
– Вот все они так, – прокомментировал Макфайф.
Заняв освободившийся табурет Лоуса, шлюшка начала планомерную осаду Хэмилтона.
– Купи мне выпить, малыш, – с надеждой предложила она.
– Я не могу.
– Почему нет? По возрасту не можешь?
Хэмилтон обшарил свои пустые карманы.
– Денег нет. Все спустил в шоколадном автомате.
– Молись, – посоветовал Макфайф. – Чертовски усердно молись.
– Дорогой Господь, – сказал ядовито Хэмилтон. – Пошли Твоему недостойному эксперту по электронике стакан подкрашенной воды для этой порочной юной неприятности. – Подумав, он старательно добавил: – Аминь.
Стакан с подкрашенной водой появился на стойке близ его локтя. Девушка с улыбкой приняла его.
– Ты милый. Как тебя зовут?
– Джек.
– Как твое
Он вздохнул.
– Джек Хэмилтон.
– Меня зовут Силки. – Она игриво потеребила его воротничок. – Это твой «Форд-купе» на улице?
– Угу, – ответил он безрадостно.
– Поехали куда-нибудь. Ненавижу это место. Я…
– Но почему? – Хэмилтон взорвался. – Почему, черт побери, Господь ответил на эту молитву? Почему не на какие-то другие? Почему не ответил Биллу Лоусу?
– Господь одобрил твою молитву, – сказала Силки. – В конце концов, все зависит от Него – это Он выбирает, как отнестись к молитве.
– Но это же ужасно.
– Возможно. – Силки пожала плечами.
– Как вы живете со всем этим? Вы никогда не знаете заранее, что произойдет, ни порядка, ни логики. – Его бесило то, что она не против, что такой порядок вещей нормален для нее. – Мы беспомощны, вынуждены зависеть от каприза. И это не дает нам быть людьми – мы как животные, ожидающие кормежки. Похвалы или наказания.
Силки взглянула на него пристальней.
– А ты смешной мальчик.
– Мне тридцать два года, я давно не мальчик. И я женат.
Девушка нежно потянула его за руку, почти стянув с хлипкого табурета.
– Пойдем, малыш. Поедем туда, где мы сможем помолиться уединенно. Я знаю несколько ритуалов, которые могут тебе понравиться.
– Я за это отправлюсь в Ад?
– Нет, если ты знаешь правильных людей.
– У моего нового босса есть канал прямой связи с Небесами. Это сойдет?
Силки по-прежнему пыталась стащить его с табурета.
– Мы потом об этом поговорим. Пошли, пока эта ирландская обезьяна не заметила.
Макфайф поднял голову и взглянул на Хэмилтона. Напряженным, колеблющимся голосом он спросил:
– Ты… ты уходишь?
– Ага, – ответил тот, нетвердо поднимаясь.
– Подожди. – Макфайф пошел за ним следом. – Не уходи.
– Беспокойся о своей собственной душе, – сказал Хэмилтон. И тут заметил на лице Макфайфа печать какой-то тотальной неуверенности. – В чем дело? – спросил он, сразу протрезвев.
Макфайф сказал:
– Хочу тебе кое-что показать.
– Что именно?
Прошагав мимо Хэмилтона и Силки, Макфайф подхватил свой гигантский черный зонт и обернулся к ним в ожидании. Хэмилтон двинулся вперед, Силки потащилась за ним. Распахнув дверь, Макфайф заботливо укрыл их зонтом, размерами без малого с палатку. Легкая морось успела превратиться в ливень, холодный осенний дождь барабанил по блестящим тротуарам, по молчаливым магазинам и улицам.
Силки поежилась.
– Жуткая погода. Куда мы собираемся?
Отыскивая в сумраке хэмилтоновский «форд», Макфайф пробубнил себе под нос:
– Она должна все еще существовать.
Когда автомобиль устремился вперед по бесконечному мокрому шоссе, Хэмилтон спросил:
– Как думаешь, почему Лоус начал говорить с акцентом? Раньше он так не говорил.
Макфайф вел машину расслабленно, словно находясь в полусне.
– Я ж сказал, – пробормотал он, чуть оживляясь. – Все они такие.
– И все же это должно что-то значить, – настаивал Хэмилтон. Тихий посвист дворников на ветровом стекле убаюкивал; он сонно привалился к Силки и закрыл глаза. От девушки слегка пахло сигаретным дымом и духами. Приятный запах, ему нравилось. Ее волосы у его щеки были сухими, легкими, чуть колючими. Словно стебли каких-то трав.
Макфайф спросил:
– Ты же знаком с этим бредом про Второго Баба? – Голос его окреп, стал жестким и отчаянным. – Это бред, просто воздух. Культ сумасшедших, одни чокнутые. Кучка арабов, заявившихся сюда со своими идеями. Ведь так же?
Хэмилтон и Силки промолчали.
– Долго он не протянет, – сказал Макфайф.
– Я хочу знать, куда мы едем, – сварливо сказала Силки. Прижимаясь ближе к Хэмилтону, она переспросила его: – Ты и вправду женат?
Не обращая на нее внимания, Хэмилтон обратился к Макфайфу:
– Я знаю, чего ты боишься.
– Я ничего не боюсь, – возразил тот.
– Да точно боишься, – повторил Хэмилтон. Но и ему было не по себе, несмотря на браваду.