Око небесное

Сан-Франциско перед ними все рос и все приближался, пока наконец машина не покатилась по улицам, меж домов. Не было ни единого признака жизни: ни движения, ни звука, ни огонька. Судя по всему, Макфайф точно знал, куда едет, – он поворачивал раз за разом, и вот уже автомобиль пробирался узкими переулками. Внезапно Макфайф затормозил и, приподнявшись с сиденья, начал вглядываться во что-то сквозь ветровое стекло. Лицо его застыло в тревоге.

– Ужас какой-то, – захныкала Силки, спрятав лицо в хэмилтоновском пальто. – Что это за трущоба? Я не понимаю.

Макфайф остановил машину, распахнул дверь и вышел на безлюдную улицу. Хэмилтон вышел за ним; они стояли рядом. Силки осталась в машине, слушая по радио какую-то дрянную музыку. Тихий, чуть металлический отзвук вылетал из машины во тьму, а там смешивался с туманом, что дрейфовал меж закрытых магазинов и огромных неопрятных зданий.

– Это она и есть? – спросил Хэмилтон наконец.

– Ага, – кивнул Макфайф. Теперь лицом к лицу с реальностью он уже не проявлял эмоций.

Они стояли перед грязным, пришедшим в упадок зданием. Желтая краска клочьями слезала с давно не знавшей ремонта щитовой его структуры, обнажая пропитанную дождем древесину под ней. Груды мусора и бумажного хлама валялись у входа. При свете уличного фонаря Хэмилтон разглядел наклеенные на окна афиши. Чем-то измазанные, засиженные мухами и пожелтевшие от времени брошюры вразброс валялись внутри. Дальше виднелся грязный занавес, а за ним ряды уродливых металлических кресел. За креслами в помещении царила непроглядная тьма. Высоко над входом в здание висело написанное от руки объявление, такое же старое и драное. Оно гласило:

НЕБАБИИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ВСЕМ

Со сдавленным стоном Макфайф собрался с силами и двинулся к тротуару.

– Брось, не стоит, – сказал Хэмилтон, однако пошел следом.

– Нет. – Макфайф покачал головой. – Я пойду внутрь. – Подняв свой черный зонт, он поднялся по ступеням ко входной двери; через мгновение он уже ритмично молотил в нее рукояткой зонта. Звук несся во все стороны по пустынной улице – гулкий, пустой звук. Где-то в переулке какое-то животное испуганно шарахнулось среди мусорных баков.

Человек, что в конце концов приоткрыл-таки дверь, выглядел маленьким и сгорбленным чудаком, робко взирающим на мир из-под очков в стальной оправе. Манжеты его были потрепанными и нечистыми, желтоватые слезящиеся глаза настороженно рыскали вокруг. Его заметно потряхивало; на Макфайфа он уставился, явно того не узнавая.

– Что вам надо? – спросил он высоким дрожащим голосом.

– Разве вы не узнаете меня? – ответил Макфайф. – Что случилось, святой отец? Где церковь?

Бормоча неразборчиво что-то гневное, высохший старикашка попытался захлопнуть дверь.

– Валите отсюда. Пара никчемных алкоголиков. Убирайтесь, или я вызову полицию.

Дверь уже почти захлопнулась, но Макфайф успел вставить в нее свой зонт.

– Святой отец, – настоятельно сказал он, – это ужасно. Я не могу понять этого. Они украли вашу церковь. И вы сами такой маленький. Этого не может быть. – Его голос сорвался, горло перехватило от неверия в происходящее. – Вы же были таким… – Он беспомощно обернулся к Хэмилтону. – Святой отец всегда был большим. Больше меня.

– Проваливайте, – продолжало тревожно жужжать маленькое существо.

– Разве мы не можем войти? – Макфайф продолжал блокировать дверь зонтом. – Пожалуйста, впустите нас. Куда же нам еще пойти? Со мной тут один еретик… он желает принять веру.

Карлик заколебался. Тревожно гримасничая, он уставился на Хэмилтона.

– Вы? А в чем дело? Можете прийти завтра? Первый час ночи, я давно спал. – Отпустив дверь наконец, он шагнул назад.

– Это все, что осталось, – сказал Макфайф Хэмилтону, когда они вошли внутрь. – Ты когда-нибудь видел ее раньше? Она была из камня, огромная, как… – Он беспомощно взмахнул рукой. – Самая большая из всех.

– С вас десять долларов, – сказал карлик. Согнувшись, он вытащил из-под прилавка глиняный сосуд. На прилавке валялись кучи брошюрок и листовок, несколько из них слетели на пол, но священник не обратил внимания. – Деньги вперед, – добавил он.

Копаясь в карманах, Макфайф удивленно взглянул на него.

– А где орган? А свечи? Неужели даже свечей нет?

– Нет денег на все это, – сказал священник, ковыляя обратно. – Ну, так чего вы от меня хотите? Желаете, чтобы я обратил этого еретика? – Он поймал руку Хэмилтона и пристально всмотрелся в него. – Я отец О'Фаррел. Вам нужно встать на колени, молодой человек. И склонить голову.

Хэмилтон спросил:

– Это всегда так было?

Мгновенно застыв, отец О'Фаррел переспросил:

– Как – так? Что вы имеете в виду?

Волна сочувствия накрыла Хэмилтона.

– Не обращайте внимания, – сказал он.

– Наша организация весьма древняя, – колеблясь, сообщил ему отец О'Фаррел. – Вы это имеете в виду? Ей сотни и сотни лет. – Его голос дрогнул. – Она возникла даже до Первого Баба. Я не уверен в точной дате ее возникновения. Говорят, что… – Он запнулся. – У нас совсем немного авторитета. Первый Баб, конечно, создал свою в 1844-м. Но еще даже до этого…

– Я хочу поговорить с Господом, – сказал Хэмилтон.