Око Озириса

– Будьте благоразумны и не терзайтесь попусту, Барклей. Никакого кошмара нет, время все расставит по местам. Отправляйтесь домой, примите брому и спать. Надо побороть потрясение – силы вам еще понадобятся.

Я, как лунатик во сне, сполз со стула и протянул Торндайку руку. Даже при слабом освещении и своей подавленности я заметил, что лицо профессора приняло такое выражение, какого я ни разу не видел: это был лик Неизбежного – ужасного, грозного, неумолимого.

Друзья проводили меня до ворот сада, где нас обогнал какой-то человек, похоже, очень спешивший. Возле домика привратника он бросил на нас быстрый взгляд через плечо, но не замедлил шаги и не поклонился. При свете фонаря я узнал его, и сердце мое болезненно сжалось и заныло: это был мистер Джеллико.

Я попрощался с Торндайком и Джервисом и направился в Невиль-корт. Что меня толкало, одному Богу известно. Инстинкт вел меня туда, где жила моя возлюбленная, вероятно, еще не ведавшая, что над ее головой, словно топор палача, нависла страшная и несправедливая угроза. При входе на площадь стоял, прислонившись к стене, неизвестный рослый господин крепкого сложения, пристально посмотревший на меня. У калитки дома я остановился: окна были темны, значит, все спали. Немного успокоившись, я двинулся к Нью-стрит, где тоже прохаживался высокий, коренастый мужчина, который вопросительно, будто с немым укором, воззрился на меня. Я повернул назад к калитке знакомого дома и почти кожей ощутил, что тот человек крадется за мной. От неожиданности я вздрогнул, и меня осенило: это переодетые в штатское полицейские.

В первый момент мной овладело слепое бешенство. Мне захотелось броситься на наглеца и отомстить за оскорбление, которое он наносил моим друзьям своей слежкой. Но я одернул себя и не издал ни звука. Я осознал весь ужас происходящего, и на лбу у меня выступил холодный пот, уши заложило, а ноги как будто одеревенели.

Глава 18 Джон Беллингэм

Я не выполнил просьбу мисс Беллингэм и наутро вопреки ее воле явился в дом, поскольку убедил себя, что в трудную минуту мое место – рядом с любимой девушкой. В конце концов, всякий истинный друг поступил бы точно так же. Бедняжка примирилась с неизбежным, а что ей еще оставалось? С утра до ночи на каждом углу газетчики выкрикивали тревожные новости; у столбов, оклеенных пожелтевшими листами, собирались зеваки, и всегда находились желающие зачитать возбужденной толпе отрывки, содержащие наиболее омерзительные подробности. Беллингэмов пока ни в чем не обвиняли, но отдельные комментарии язвительных репортеров вызывали у меня зубовный скрежет. Никогда не забуду, как я страдал при виде расклеенных повсюду статей, бросавших тень на мою возлюбленную и ее отца, и при виде сновавших вокруг дома на Невиль-корт сыщиков, которые следили за мистером Годфри и его дочерью, как за преступниками. Меня полицейские запомнили и вскоре начали узнавать в лицо; мы даже обменивались приветствиями и краткими репликами, словно соседи. Я и вправду проводил в доме номер сорок девять немало времени, стараясь беседами и шутками отвлечь своих друзей от мрачной действительности; я даже попытался сделать хозяйку, мисс Оман, своей союзницей, но она разрыдалась и попросила меня не мучить ее.

Я и потом часто видел ее с влажными глазами и интересовался, чем она расстроена, но женщина отмалчивалась или говорила, что огорчилась из-за недавно принятого парламентом постановления о бракоразводных процессах. Мистер Беллингэм то гневался, брызжа слюной, то паниковал, то погружался в прострацию, чего я боялся больше всего. Руфь была единственной, кто владел собой, но и она не могла скрыть страха перед опасностью. Она вела себя спокойно, точнее, сдержанно, но в ее приветливости чувствовался привкус горечи. Со мной Руфь держалась кротко и мило, без малейшей холодности, но сердце мое переворачивалось при виде того, как бедняжка бледнеет и тает, словно свечка, как ее серые глаза заволакиваются слезами при мысли о грядущей судьбе.

Чего выжидает полиция? Когда обрушится удар? Есть ли шанс на спасение? Эти вопросы неотступно преследовали нас три дня, а на четвертый, когда я вел вечерний прием в амбулатории, битком набитой пациентами, появился Полтон с запиской от Торндайка. Я прочел следующее: