Око Озириса

Сбившись в кружок, мы наблюдали, как Полтон – главный жрец этой мистерии – извлек из пакета большущий лист бромистой бумаги, положил его на столешницу и стал смачивать кистью, окуная ее в ведро.

– Я думал, в таких случаях употребляют пластинки, – пробормотал доктор Норбери.

– Так и есть, но шестифутовых пластинок не выпускают, поэтому я заказал специальную бумагу.

Затаив дыхание, мы следили, как на поверхности проступают очертания фигуры. С полминуты мы не замечали никаких изменений, но мало-помалу края бумаги потемнели, и мы различили светлое пятно с контуром мумии. Вскоре серые края сделались почти черными, но контур мумии по-прежнему белел. Наконец белесое пятно затянулось серой дымкой, и, когда серый цвет сгустился, из него, точно светло-серое привидение, «выполз» страшный скелет.

– У меня такое ощущение, будто я присутствую при нечестивом обряде; мурашки по коже, жуть, – поежился доктор Норбери, указывая на скелет, теперь резко выделявшийся на темном фоне. – Хватит проявлять, иначе вы растеряете все кости.

– Мне надо, чтоб и они потемнели, – спокойно отреагировал профессор, – на случай, если там застряли металлические предметы. У нас в запасе три листа бумаги, этого достаточно. – Торндайк склонился над столом и уставился в середину грудной клетки, а мы замерли, не спуская с него глаз. – Полтон, – велел он, – давайте гипосульфит.

Полтон, только и ждавший команду, отвинтил кран дренажной трубы, моментально спустил проявитель и залил фиксаж.

– Ого, – вырвалось у Норбери, когда свет упал на фотографию, – вы и вправду ничего не растеряли.

В эту минуту Руфь коснулась моего локтя, сначала легонько, а потом сжала его крепко и нервно. Я почувствовал, как дрожат ее пальцы, заметил мертвенную бледность ее лица.

– Не выйти ли нам в галерею? – предложил я. – Здесь душно и жарко, помещение дано не проветривали.

– Нет, – заявила она, продолжая держать меня за локоть, – я останусь. Мне уже лучше.

Торндайк внимательно посмотрел на нее и хотел что-то сказать, но доктор Норбери опередил его вопросом:

– Почему некоторые зубы мумии кажутся на снимке белее других?

– Белизна определяется присутствием металла, – пояснил профессор.

– Значит, на зубах пломбы? Любопытнейший факт! Я читал, что древние египтяне, высшая каста, разумеется, применяли пломбы из золота, врачи даже изготавливали искусственные зубы, но подобных экспонатов я не видел, и в нашем музее их нет. Надо бы распеленать и тщательно обследовать эту мумию. Все ли зубы запломбированы одним и тем же металлом? Похоже, нет – они не одинаково белые.

– Те зубы, что выглядят белыми, запломбированы золотом, а вот этот сероватый зуб, – указал Торндайк, – вероятно, оловом.

– Ох, как интересно! – всполошился Норбери. – Уникальный экспонат! А что вы думаете вот об этом пятнышке в верхнем отделе грудной кости?

– Это Око Озириса, – нерешительно промолвила Руфь.

– Господи! – хлопнул себя по лбу доктор Норбери. – Как я сразу не догадался? Вы совершенно правы, очаровательная леди. Око Горуса, или Озириса, если предпочтительнее такое название. Наверняка этот символ вызолочен на одном из слоев ткани.

– Для позолоты снимок слишком нечеткий, – сказал Торндайк. – Это татуировка, выполненная киноварью.

– Почему киноварью?

– Татуировка углем не оставила бы такого заметного пятна.

– По-моему, вы ошибаетесь, – насупился доктор Норбери, – мы проверим вашу гипотезу, если директор отдела позволит снять с мумии пелены. А вот эти маленькие штучки у колен тоже металлические?

– Да, и они не у колен, а в самих коленях: это фрагменты серебряной проволоки для скрепления травмированных надколенников.

– Вы уверены? – воскликнул Норбери, с восторгом глядя на белые пятнышки. – Что же получается? Мумия писца Себекхотепа, которую мы считали самой обыкновенной, – бесценная диковина? Раритет мирового значения? Единственный и неповторимый?

– Да, несомненно, – кивнул Торндайк.

– Благодаря вашим замечательным исследовательским способностям, профессор, мы сделали величайшее открытие. Бедный Джон Беллингэм! Он и не подозревал, какое сокровище оставляет музею. Как бы я хотел, чтобы он знал это и радовался вместе с нами! Чтобы он сейчас находился здесь!

Торндайк дождался, пока Норбери замолчит, и бесстрастно произнес:

– Джон Беллингэм здесь, доктор. Вот он.

Норбери отпрянул и уставился на Торндайка:

– Эта мумия – тело Джона Беллингэма? Как прикажете вас понимать? Она экспонировалась в музее за три недели до того, как он исчез.

– Нет, – покачал головой Торндайк. – Вы и мистер Джеллико видели Джона Беллингэма живым четырнадцатого октября, более чем за три недели до того, как мумия покинула дом на Куин-сквер. После этой даты ни один человек, кто знал Беллингэма и мог бы удостоверить его личность, не встречал его ни живым, ни мертвым.

– Но как тело Джона Беллингэма попало в футляр?

– Надо поинтересоваться у мистера Джеллико.

Повисла пауза, после чего Норбери, словно спохватившись, спросил:

– А где Себекхотеп? Я имею в виду, где настоящая мумия?

– Я полагаю, что останки Себекхотепа или их часть лежат в морге в Вудфорде и ждут судебного следствия.