Око Озириса

Когда я услышал эти слова, кровь бросилась мне в голову, краска стыда залила щеки. Я ненавидел себя в ту минуту. Это я-то, специалист, изучавший физиологию и анатомию, окончивший медицинский колледж, слушавший курс у знаменитого профессора Торндайка, принял древние кости за останки недавно умершего человека. Какой позор! «А еще врач!» – вспомнил я упрек мисс Оман.

Доктор Норбери долго молчал, видимо, пытаясь прийти в себя после всего, что на него обрушилось.

– И все-таки, профессор, – произнес он как бы через силу, – нет ли ошибки? Ведь в голове не укладывается. Разве такое возможно?

– Ошибки нет, – твердо заявил Торндайк, – а если сомневаетесь, обратимся к фактам. Я встретился с дантистом Джона Беллингэма и получил выписку из его медкарты. У него было пять запломбированных зубов. Посмотрите: вот они. На левом жевательном зубе нижней челюсти установлена золотая пломба, которая видна как белое пятнышко, а на таком же зубе верхней челюсти – оловянная: на снимке она выглядит сероватой. Одного этого достаточно, чтобы опознать тело, а у нас есть еще татуировка – Око Озириса.

– Горуса, или Гора, – поправил доктор Норбери.

– Называйте, как угодно, – усмехнулся Торндайк, – главное, что татуировка нанесена именно на груди, причем киноварью. Снимок это воочию демонстрирует. Пойдем дальше. Сэр Морган Беннет, хирург, сообщил мне, что с помощью серебряной проволоки наложил своему пациенту три шва в левом надколеннике и два – в правом. Поглядите на фотографию: точь-в-точь. Наконец у покойного был перелом Потта на левой лодыжке. Сейчас он не особенно заметен, но я видел его, когда оттенок костей был светлее. У вас остались сомнения, доктор?

– Ваши доводы весьма убедительны. Бедный старина Джон Беллингэм! Ему пришлось столкнуться с предательством и поплатиться жизнью.

– К несчастью, да, – кивнул Торндайк. – На правой стороне черепа имеется пятно, похожее на перелом. Чтобы сделать его более четким, мы проявим следующий негатив.

– Ужасно! – воскликнул Норбери. – Какие же меры мы примем?

– Я заявлю в полицию, а вы известите коронера; кроме того, вам нужно установить контакт с одним из душеприказчиков.

– С мистером Джеллико?

– Нет, напишите Годфри Беллингэму.

– Погодите, ведь другой душеприказчик – мистер Хёрст? – удивился доктор Норбери. – Таково положение…

– Таково было положение, – поправил Торндайк, – теперь оно изменилось. Вы помните второй пункт завещания? Он определяет условие, при котором Годфри Беллингэм наследует все имущество и становится душеприказчиком: тело завещателя упокоится в пределах приходов церквей Святого Георгия в Блумсбери или Святого Эгидия на Полях. Тело Джона Беллингэма уже давно лежит в музее, как и другие мумии, а музей расположен в приходе церкви Святого Георгия. Таким образом, второй пункт выполнен, то есть Годфри Беллингэм согласно воле завещателя – главный наследник и второй душеприказчик. Это ясно?

– Как божий день. Но какое поразительное совпадение! Милая леди, с вами все в порядке? Не лучше ли вам присесть? – спросил он, с беспокойством взглянув на Руфь, которая тяжело дышала и едва держалась на ногах, опираясь о мою руку.

– Барклей, выведите мисс Беллингэм в галереи, там больше воздуха, – велел Торндайк. – Посидите там, дорогая леди, пока мы проявляем остальные негативы. Вам нужно отдохнуть и прийти в себя, вы и так настрадались, – ласково прибавил он, выпуская нас. – Но теперь буря миновала, и вот-вот выглянет солнце. Барклей, не сердитесь, но дверь я пока запру – нам для работы нужна абсолютная темнота.

Щелкнул замок, и мы очутились в галерее. Лампы не горели, лишь лунный свет мягко лился сквозь стеклянный потолок. Мы медленно двинулись через залы, минуя витрины с тускло блестевшими в полутьме экспонатами. Я осторожно держал в руке пальцы любимой девушки, и мы оба молчали. Вокруг царила полная тишина. Руфь с чувством пожала мне руку и сквозь слезы прошептала:

– Какая трагедия! Бедный дядя Джон! Он словно вернулся из царства мертвых, чтобы поведать нам об этих ужасах. Знаете, Поль, стыдно признаться, но у меня будто камень с души свалился.

– Это потому, что все плохое исчезло, дорогая, – сказал я ей. – Останутся лишь воспоминания о пережитых невзгодах, о вашем благородстве и стойкости.

– Я пока не пришла в себя, словно вижу страшный сон, который никак не закончится.

– Давайте прогоним грусть, – предложил я, – и подумаем о счастье, которое нас ожидает.

Она не ответила, но вздох, вырвавшийся из ее груди, убедительнее слов доказывал, как нелегко ей пришлось и сколько сил потребовалось, чтобы побороть страх и вынести все трудности.

Мы пересекли несколько античных залов. Скульптуры мифических героев в нишах у стен походили на молчаливых гигантов, стороживших тишину и охранявших память минувших веков. Глазами этих мраморных изваяний на нас смотрел давно канувший в Лету мир, смотрел не грозно и не гневно, а торжественно, словно благословляя нас – детей нового поколения, чей путь, увы, столь же недолговечен, как и все земное.