Око Соломона

Появление в Эдессе Венцелина фон Рюстова насторожило Хусейна Кахини. Прежде они сталкивались только однажды, у крепости Святого Георгия, когда даису удалось обвести вокруг пальца комита Радомира. И хотя встреча эта была мимолетной, рус вполне мог запомнить его лицо. Во всяком случае, сам Кахини благородного Венцелина опознал без труда, хотя видел его всего лишь мгновение при неверном свете луны. Какая жалость, что Хусейн оставил тогда в живых комита архонтопулов. И хотя прожил Радомир с той памятной ночи всего лишь несколько суток, он вполне мог поделиться с рыцарем сведениями о веселом и услужливом имперперклампре Симоне, частенько навещавшим его друга комита Избора.

– Проклятье! – Кахини с такой силой ударил ладонью по столу, что блюда, стоящие на нем, подпрыгнули, а серебряный кубок не опрокинулся только потому, что фон Зальц успел подхватить его левой рукой. – Это Гаст!

Вальтер и Гундомар переглянулись. Самвел крайне редко давал волю своим чувствам, но уж если выходил из себя, то с большим ущербом для соседей и слуг. Впрочем, в данном случае ущерб был небольшим. Пострадала котта рыцаря фон Майнца, заляпанная соусом, да погасли две свечи, стоявшие на столе.

Ничего удивительного в том, что Хусейн не узнал старшего сына Избора Гаста не было. Он помнил его семнадцатилетним юнцом, самоуверенным и бесшабашным. Кахини и сейчас не рискнул бы утверждать со всей ответственностью, что по его следу идет именно Гаст, но в данном случае это уже не важно. Хусейн должен устранить этого человека, как можно скорее, дабы избежать в будущем больших неприятностей.

– Венцелин охотится не за ведуном, – сказал Кахини застывшим в недоумении гостям. – Он охотится за мной.

– Почему? – нахмурился фон Зальц.

– Когда-то, очень давно, я был влюблен в одну женщину. Влюблен до безрассудства. Я похитил ее у мужа, но, к сожалению, наше счастье было недолгим. Она умерла.

– И ревнивый муж преследует тебя? – насмешливо спросил Вальтер.

– Это его сын. Старший сын.

– А младший?

– Ты о чем, благородный Вальтер? – вскинул голову Кахини.

– Если у ревнивца есть старший сын, то должен быть и младший, – резонно заметил Гундомар, проявив редкую для себя сообразительность.

– Я даже знаю, как зовут этого младшего сына, – обворожительно улыбнулся хозяину фон Зальц. – Его зовут Уруслан. Что в переводе с тюркского означает Лев Русов. А ты, благородный Гундомар, знаешь этого мальчика как Ролана де Бове. Я все правильно рассудил, мэтр Жоффруа?

– Ты, благородный Вальтер, самый умный человек из всех, кого я знаю, – кивнул Кахини.

– Спасибо на добром слове, мэтр Жоффруа, – холодно бросил фон Зальц. – Очень жаль, что ты слишком поздно вспомнил о грехах своей молодости. Мы могли бы устранить Венцелина еще до того, как он опознал в почтенном армянине Самвеле даиса исмаилитов Хусейна Кахини.

В этот момент улыбались оба, и почтенный Самвел, и благородный Вальтер. Улыбались и молчали, царапая друг друга глазами, готовые ко всему, в том числе к немедленной и решительной схватке. Руки рыцарь и даис держали под столом, дабы не выдать прежде времени своих намерений. Меч фон Зальца лежал на изящном столике у самых дверей, над головой у Кахини весела сабля в позолоченных ножнах, с рукоятью усыпанной драгоценными камнями. Чтобы до нее дотянуться, Хусейну пришлось бы встать, но это движение, скорее всего, стало бы последним в его жизни.

– А кто они такие, эти исмаилиты? – спросил неожиданно Гундомар, прерывая тем самым затянувшееся напряженное молчание.

– Друзья, – спокойно ответил Кахини, – всегда готовые прийти на помощь, как шиитским эмирам, так и христианским государям.

– Ты служишь каирскому халифу, – холодно бросил Вальтер.

– Нет, рыцарь, я покорный раб Шейха-Уль-Джебала, Старца Горы, которому в скором времени предстоит подняться так высоко в глазах истинных мусульман, что его сияние затмит славу пророка Мухаммеда.

Фон Зальц захохотал, удивив тем самым не только простодушного Гундомара, но и самого Кахини.

– А ведь ты еретик, Хусейн. Почище императора Генриха. На свой, конечно, манер. И в этом мире найдется много мусульман, готовых оторвать тебе голову.

– И что это меняет, Вальтер? – спросил хозяин, севшим от напряжения голосом.

– Для нас с тобой ничего, – спокойно отозвался фон Зальц. – А мир, возможно, вздрогнет, но это случится не сейчас.