Око вселенной

Денег у Абрамкина не было, все премиальные, оставив себе тысячу рублей, он отправил семье в Сочи. И теперь лишь орден, прикрепленный к внутреннему карману пиджака, не давал ему спасовать перед очаровательной и неповторимой доброжелательностью московского равнодушия. А еще у Абрамкина, кроме ордена, под пиджаком был полностью оснащенный автоматический пистолет «Магнум», сорок пятого калибра, разрешение на который лежало в правом внутреннем кармане, вместе с удостоверением МВД. Замминистра МВД Егоров, перед тем как подписать разрешение, чертыхнулся и спросил у полковника:

— Зачем вам это оружие массового поражения. Сидор Абрамович? Возьмите что-нибудь полегче, он ведь килограмм весит, лучше гантелю в руках носить, чем эту болванку под мышкой.

— Да я уже привык к нему, — на всякий случай соврал полковник, — пристрелялся.

— Ну-ну. — Замминистра подписал спецразрешение, выдаваемое только в особых случаях особо квалифицированным сотрудникам. — Можешь пристреливаться и дальше, только отойди хотя бы на пару кварталов от здания министерства…

Костюм, водолазка и лакированные туфли не принадлежали Абрамкину до такой степени, что в этот день ему пришлось пережить самые унизительные минуты своей жизни.

— Ну и как, костюмчик не жмет? — остановился напротив Абрамкина мужчина с глазами заблудившегося в лесу теленка. Он окинул полковника взглядом и доброжелательно продолжил, указав на водолазку: — Это эксклюзив, я ее купил в 1991 году на лондонском аукционе за семьсот фунтов стерлингов, до этого ее носил Манчестерский душитель, приговоренный к пожизненному заключению, затем я, и вот, — он философски хмыкнул, — вы за мной донашиваете, да и туфли очень удобные. Я их купил на благотворительном аукционе в Сан-Франциско за три тысячи долларов, до вас их носил знаменитый русский еврей из Голливуда Савелий Крамаров, потом я. А в пиджачке, кстати, костюмчик двадцать тысяч долларов стоит, я его купил в Аргентине у вдовы Габриэля Маркеса, есть заначка, пятьсот долларов, может, отдадите мне, она вот здесь…

Мужчина отвернул правую сторону пиджака остолбеневшего Абрамкина и, натолкнувшись взглядом на рифленую рукоятку «Магнума», тоже остолбенел. Возле них остановилась группа японских туристов и стала щелкать фотоаппаратом. Двое остолбеневших, один от стыда, а второй от страха, мужчин напоминали законченную скульптурную композицию из коллекции мадам Тюссо…

Жанет Генриховна, получив от своего куратора из ФСБ распечатку биографических данных и служебной характеристики на полковника Абрамкина, сразу же поехала на квартиру к своей старинной приятельнице Леониле Альбертовне Бриз, заведующей кафедрой на факультете журналистики московского университета. На своем новеньком, цвета «мокрого асфальта», «лексусе» она въехала в тишину старомосковского переулка и припарковалась на принадлежащей дому № 21 охраняемой стоянке. Жильцы четырехэтажного одноподъездного дома, выкупившие у города землю под стоянку на семьдесят пять лет, всегда были загадкой для Жанет Генриховны. Она благоговела перед тайной этого дома еще со времен юности, когда ее, шестиклассницу, взяла под свое покровительство восьмиклассница Ниличка, ныне выросшая в неподвластную мужскому пониманию и чувству Леонилу Альбертовну…

— Жанка, ты, что ли? — встретил ее голос Василисы Сигуровны, бродившей по двору в окружении дворовых котов в накинутой на плечи меховой накидке из королевского горностая и с ножницами для стрижки кустов в руках. — Я тебя, егозу, сразу и не узнала, видимо, еще одного мужа скоро к рукам приберешь, леденец ты мой глазастый.

— Душечка Сигуровна, — расцеловала старушку Жанет Генриховна. — Этот, — она потрясла биографией Абрамкина в воздухе, — уже будет мне для любви нужен, а не для быта. А у вас тут как дела? Ниличка говорит, что серьезные.

— Мужики — народ бытовой. — Сигуровна, вдова бывших Председателя Кабинета Министров СССР. Министра Иностранных Дел СССР, заместителя Председателя КГБ СССР и вдова первого российского долларового миллионера, восемь лет назад ставшего первым российским миллиардером и умершего от инфаркта, знала тему хорошо. — Сколько мужика на любовь не настраивай, он в итоге все равно в диван-кровать превращается. А дела у нас не то чтобы серьезные, а обычные. Ты бы лучше этим не интересовалась, а то я и тебе, и Леониле языки поотрезаю, леденцы вы мои нефритовые, крестницы вы мои ненаглядные…

— Сигуровна! — раздался мужской голос со стороны дома. — Что вам сказали в нунциниате Ватикана по поводу аренды папамобиля? А то я поспорил с внуком, что на Новый год прокачу его на нем по Тверской.

— Сказали, что аренда возможна лишь на два дня и только вместе с Папой, — улыбнулась премьерная вдова и, кивнув на подъезд дома и стоящего там под козырьком Поликарпыча, тихо сказала Жанет Генриховне: — Он считает это остроумием. Мы вчера решили на домашнем совещании сделать его мэром города, пусть развеется немного, а то он уже не просто засиделся, а прямо-таки залежался дома.