— Интересно, — оторвался от экрана, контролирующего внедрение зондального манипулятора в кровеносную систему Саши Углокамушкина, ассистент Алексея Васильевича, китайский Генетик, — а что если он обретет во втором рождении просветленность Будды?
— Коллега, — остановился напротив ассистента Чебрак и с укоризной посмотрел ему в глаза. — Мало того что вы китаец, так вы еще и китайский писатель.
— Я идиоритмик кеновитского имиджа, коллега. Судя по всему, словосочетание «китайский писатель» напоминает вам надпись на стене общественного туалета.
— Вы бываете в общественных туалетах? — Брови Алексея Васильевича от изумления взметнулись. — Так вы, кроме того что китайский писатель, еще и международный эстет западноевропейского толка? Я восхищен, коллега, вашей многогранностью. Теперь мне понятно, почему вы упомянули Будду, как элемент непросчитываемости.
— Вы завистник, коллега, — печально вздохнул китаец и вновь повернул лицо к экрану. — Но вы правы, ни Будды, ни Конфуция в этом объекте не будет. Я сам составлял для него дополнительную генетическую суть, и кое-какие виньетки генетического кода «вписал» наш французский коллега Винодел. Но все-таки иногда хочется помечтать и увидеть, как кто-то наплевал на расчеты и отменил их безжалостную суть.
— Ну вот, — проворчал Чебрак, вглядываясь в раствор жизни, наполняющий искусственное чрево с Углокамушкиным внутри, — ко всему прочему, вы еще и китайский поэт. Всё! — Он быстро подошел к энергоблоку, питающему электронную роженицу. — Начинаются схватки. — Алексей Васильевич подсоединился через шлем Фибоначчи к роженице, которая на профессиональном языке генетиков сумеречной иерусалимской исповедальни называлась «спиралями черного света». — Вот она, шумерская Нибиру. — Шлем скрывал голову Алексея Васильевича, оставляя открытыми губы и подбородок. — Если мы все правильно рассчитали, — прошептал он, — мы выведем в нашем объекте новую, не известную землянам генетическую память и заданность.
— Боюсь, это очередная иллюзия. — Китаец был взволнован, но не собирался отказываться от скептицизма. — А мы создадим очередного монстра, наподобие ваших «солнечных убийц», только внеземного происхождения.
— Видите ли, коллега, — Алексей Васильевич облизнул губы, — люди так и не сумели понять самих себя. Они даже не заметили, что эпоха предостережений Нового Завета подошла к завершению, и начинаются аккорды финала. А кому, как не нам с вами, понимать, что только избавление от эксклюзивной информации, скопившейся в генах каждого отдельно взятого человека, поможет нам выйти за пределы проклятого круга карантинной жизни.
— Молитесь, поститесь, кайтесь — и очиститесь, коллега, — вполне серьезно посоветовал китаец Чебраку, не отводя глаз от ставшего оранжевым тела Саши Углокамушкина, погруженного в более сложную и совершенную, чем человеческая, материнскую утробу.
— Это само собой разумеется, — досадливо скривил губы и дернул подбородком Алексей Васильевич. — Но обзавестись внеземной генетикой тоже не помешает. А вдруг в ней отсутствует код проклятия?
Глава седьмая
Полковник Абрамкин стоял возле гастронома «Ирландский дом» на Старом Арбате и мучился. На него обрушились проклятые вопросы бытия, чем-то напоминающие пять тысяч рублей месячного заработка для семейного москвича — умереть нельзя, но и жить невозможно. Но у полковника Абрамкина все было гораздо сложнее, ибо одно дело — заботы о карьерном росте в провинции, и совсем другое — здесь, в Москве, после того как сам президент прикрепил к твоей груди орден, а сам министр внутренних дел вручил тебе полковничьи погоны, обещание хорошей должности и посоветовал зайти в бухгалтерию за премиальными деньгами. Полковник тяжело вздохнул и с остервенением поежился. За десять минут мимо Абрамкина прошли десять полковников министерства обороны, пять полковников МВД а один в штатском подошел прямо к нему поздороваться. Он в один день с Абрамкиным получил погоны полковника из рук министра.
— Супругу ждете из гастронома? — посочувствовал полковник в штатском, кивая на «Ирландский дом». — Я тоже не люблю по гастроному в присутствии жены передвигаться. Она, когда я при ней, забывает о своей ответственности перед семейным бюджетом.
— А вы…
— А я вот все спешу, дел по горло. Завидую вашей неспешности.
Полковник в штатском попрощался и почти мгновенно растворился среди арбатских прохожих. Полковник Абрамкин остался стоять под дождем, без зонтика и головного убора, явно никуда не торопясь, но при этом выглядел так, будто готов пойти куда угодно.