Око за око

Из обсуждения Гайслера в данной главе ясно, что главной целью его нападок являются теономисты и их настойчивость и строгость в применении законов Ветхого Завета (включая наказания) — насколько это возможно в современном обществе.[330] Он не отрицает важности нравственных принципов, представленных в Ветхом Завете, но отрицает его авторитетную нормативность в качестве закона. Это ясно из его более поздней монографии о христианской этике, анализирующей различные этические точки зрения по отношению к конкретным современным проблемам.[331] В этой книге Гайслер приводит множество ветхозаветных текстов, чтобы очертить то, что считает приемлемыми христианскими откликами. Итак, на практике он, судя по всему, допускает нравственную важность Ветхого Завета, в то же самое время отказываясь предоставить ему нормативный авторитет по богословским причинам.

Оценивая диспенсационалистский подход к ветхозаветной этике, следует отметить позитивные стороны: важность благодати и должная настойчивость в отношении христоцентричности, а также богословия исполнения, которые встречаются в Новом Завете и в любом христианском толковании Ветхого Завета.

Тем не менее, я думаю, что этот подход ущербен из–за общей сомнительности диспенсационалистской схемы. Я считаю диспенсационализм крайне неадекватным из–за разрыва Ветхого и Нового Завета в искупительном значении, отрицании органической духовной преемственности между Израилем и церковью через Мессию, чрезмерном подчеркивании контраста между законом и благодатью. Эти основные особенности богословия диспенсационализма, судя по всему, настолько умаляют Ветхий Завет, что делают его этическое использование излишним. У меня такое впечатление, что сам Гайслер является неким исключением, поскольку обращает внимание на нравственную ценность Ветхого Завета. В целом же учение о том, что Ветхий Завет не имеет значимости для нынешней диспенсации церкви, приводит к своеобразному практическому маркионизму. Если закон не будет вновь актуален до тысячелетнего царства, тогда нет смысла вообще задаваться вопросом, что он означает для нас сейчас. При таком подходе Нового Завета как нравственного авторитета и руководства для жизни достаточно, и нет никакой необходимости в Ветхом Завете. Мне также кажется, что премилленаристская эсхатология диспенсационализма серьезно ослабляет влияние важности Ветхого Завета для социальной этики в современном контексте. Поскольку осуществление справедливости и мира будет особенностью тысячелетнего царствования Христа на земле, они не должны быть в центре внимания христиан здесь и сейчас. Главная (если не единственная) задача церкви — благовестие, которое понимается как спасение душ в гибнущем мире. Это неизбежно порождает скептическую (а иногда враждебную) оценку значимости христианского участия в социальных, экономических, политических, образовательных и судебных структурах нынешнего мирового порядка. Таким образом пренебрегается Ветхий Завет, с его нескрываемым интересом к подобным вопросам. Диспенсационалисты отдают себе отчет в этой критике, но некоторые настаивают, что подобный негативный пиетизм не присущ системе диспенсационализма. Христианскому социальному участию есть место, но не в той мере и не с теми ожиданиями, которые характерны для реконструкционистской повестки дня. Подобное социальное участие диспенсационалистов черпает свой авторитет и форму в Новом Завете и великом поручении, а не в Ветхом.

Диспенсационализм часто обвиняют в капитуляции и просто пассивном ожидании восхищения. К сожалению, пиетизм заразил многих представителей диспенсационалистского лагеря. Тем не менее, социальное и культурное бессилие не являются органической особенностью диспенсационализма. Верующий призван к служению разоблачения зла среди ночи (Еф. 5,11)… Если диспенсационалисты и не участвуют надлежащим образом в современных проблемах, это не результат их богословия; скорее, это их неверность своему призванию[332].

Теономизм