Околдованная

Мемнон выдерживает мой взгляд, явно наслаждаясь моей реакцией. Впрочем, в какой-то момент он, кажется, смущается, как будто утратив уверенность в том, что делает. Пламя вокруг нас тускнеет, и мне кажется, что он действительно сейчас все исправит. Но лицо колдуна вновь становится решительным.

– Нет.

Мемнон отпускает меня и переводит взгляд на стеллаж, в котором сгорает вся моя жизнь. Многие воспоминания из этих блокнотов уже сожрала моя магия. Заметки, рисунки – вот все, что у меня от них оставалось.

Несмотря на слова колдуна, я пытаюсь силой загасить пламя. Но, как он и предупреждал, моя магия лишь заставляет огонь мерцать.

Едкий запах дыма наполняет воздух, серые клубы смешиваются с синей магией Мемнона. Но огонь, похоже, не распространяется. Книги, учебники, тетрадки на полках – черт, да и сами полки – остаются нетронутыми. Сгорают лишь мои драгоценные дневники.

Я смотрю на два по-прежнему висящих в воздухе блокнота, на их чернеющие, обугливающиеся страницы, на отслаивающиеся и падающие на пол хлопья пепла.

Вдалеке слышу женский голос:

– Ничего не чувствуешь?

И другая ведьма отвечает:

– Наверное, Джульетта спалила очередное заклятье.

Щеки у меня влажные. Я и не осознаю, что плачу.

– Зачем ты это сделал? – спрашиваю я Мемнона. В моей жизни царил бедлам и до того, как он вошел в нее.

– Даже моей царице не позволено разрушать мою жизнь.

Меня трясет, хотя во всем остальном я остаюсь пугающе спокойной.

– Я тебя ненавижу, – шепчу я.

И это правда.

Желваки на его щеках подергиваются, но глаза колдуна уверенные, решительные.

– Только потому, что не можешь вспомнить, что когда-то любила.

Он что, не понимает? Он стоит в моей комнате, разрушая мою жизнь, разбивая мое сердце, и думает, что какие-то события тысячелетней давности имеют для меня значение?

– К черту прошлое и к черту тебя!

Во мне накопилось столько всего, что я просто не могу выразить эмоции словами.

Мемнон, вероятно, чувствует это через нашу связь, потому что говорит:

– Думаешь, это худшее, что я могу сделать, маленькая ведьма? – Его взгляд остер как нож. – Я заливал поля кровью убитых. Эта месть – самое малое из сотворенного мною.

Он косится на то, что осталось от двух висящих в воздухе дневников.

– Посмотрим, как ты справишься без своих драгоценных книжек. До Бала Самайн.

Что – «до Бала Самайн»? Он ждет, что я буду снова молить его? Пресмыкаться? Чего бы он ни хотел, скорее замерзнет ад, чем он это получит.

– Ты сделал ошибку, перейдя мне дорогу.

Слова рождаются где-то в глубине души, и сила выплескивается из меня, когда я произношу их.

Взгляд, который бросает на меня Мемнон, полон удовлетворения:

– Вот моя царица.

Я корчу гримасу.

– Я скорее проведу тысячу жизней, забывая свое прошлое, чем одну – помня тебя.

Может, это игра моего воображения, но клянусь, я видела, как он вздрогнул.

– Хоть бы ты сгнил, Мемнон.

Он делает шаг ко мне. В глазах его – буря. Желваки так и ходят на щеках.

– Жесткие слова, ведьма. Посмотрим, не откажешься ли ты от них вскорости.

Он направляется к двери, а мои дневники продолжают сгорать.

– Увидимся на Балу Самайн, Императрица.

И он уходит.

Глава 38

Через пару минут треск огня затихает.

Над бывшими блокнотами, а ныне – обугленными кучками – на полках клубится дымок.

Левитировавшие дневники падают на пол и рассыпаются прахом.

Я тихо всхлипываю. Щеки мои влажны, но я слишком полна решимости увидеть, что же осталось от моих записей, чтобы обращать внимание на эмоции.

Иду к стеллажу, тянусь к наименее пострадавшим на первый взгляд записным книжкам. Они все еще горячие, но меня это не останавливает.

Так. Вклеенные фотографии расплавились, а бумага слишком обуглилась, чтобы разобрать записи и наброски, недавно покрывавшие страницы.

Сглатываю подступивший к горлу ком.

Лучше всего сохранились самые старые тетради, с событиями, наименее значимыми в моей жизни. И фотоальбомы Мемнон не тронул – проявил, так сказать, милосердие.

Полагаю, это победа.

Тяжело сажусь на кровать, роняю голову на руки.

Снаружи шелестит дуб. Потом в комнату запрыгивает Нерон, словно фамильяр почуял мою грусть.

Вообще-то, конечно, почуял – или я вообще не разбираюсь в узах.

Нерон подходит, трется головой о мое плечо.

– Много же пользы ты принес сейчас, – говорю ему, вытирая слезы.

Он трется об меня всем телом, совершенно не стыдясь того, что он настоящий предатель.

Нужно записать то, что я помню.

Иду к столу, выдвигаю один из ящиков. Там лежит стопка блокнотов.

Несмотря на все мои недостатки, я организованна. А еще оптимистична, добра и умна.

Но сейчас я еще и решительна.

Беру новый блокнот, ручку и начинаю писать.

Сперва мое имя, дату рождения, имена родителей. Важные телефонные номера, адреса и так далее. Все, что мне просто нельзя потерять. Мой разум этого не вынесет.

Затем записываю предупреждение.

Не доверяй Мемнону Проклятому.