Околдованная

– Ты никогда не освободишься от меня, маленькая ведьма. Никогда.

Магия искрится в его глазах. Я начинаю понимать, что нет ничего более опасного, чем обиженный колдун.

Рука Мемнона поднимается и несильно смыкается на моем горле. Но поскольку его заклинание по-прежнему приковывает меня к столу, его тело мешает мне шевельнуться, а его пальцы стискивают мою шею, я оказываюсь полностью обездвижена.

– Но ты права, я принес тебе больше страданий, чем страсти. Возможно, пришла пора напомнить тебе, что значит быть моей.

Мои брови взлетают на лоб. Погодите, что?

Больше никакие мысли мне в голову прийти не успевают. Потому что Мемнон целует меня.

Глава 41

Ненавижу, ненавижу его! С его порочными губами, порочными мыслями, порочными намерениями!

У него еще хватает гребаной наглости целовать меня после того, как перевернул вверх тормашками весь мой мир!

Так что я кусаю его губу. Сильно.

Мемнон стонет, когда языки наши омывает медный привкус крови. Монстр улыбается, не отрываясь от меня, и целует меня еще крепче, как будто это маленькое насилие даже возбудило его. И я, несмотря на всю мою ярость – о да, она бушует вовсю! – целую его в ответ, желая большего. Мои пальцы зарываются в его волосы и дергают – так, чтобы причинить боль.

Я ненавижу себя за то, что все еще хочу его, когда на самом деле мне дико хочется его ненавидеть.

Пальцы Мемнона чуть сильнее сдавливают мое горло, напоминая мне, что я обездвижена и уязвима, но я отчего-то не чувствую себя уязвимой. Напротив, я чувствую, что воспламеняюсь. И, открывая глаза, уже знаю, что увижу обвивающие меня клубы моей магии.

– О, моя Императрица наконец-то показала свое истинное лицо, – бормочет Мемнон, не отрываясь от моих губ.

Неправда, неправда – это моя худшая сторона. Но если моя половинка хочет порезаться о самые острые грани моей личности, так тому и быть.

Когда его язык вновь проникает в мой рот, я прикусываю его. Мемнон шипит, но целует меня с еще большим пылом. Я отвечаю ему тем же.

Не могу этого объяснить. Этому нет объяснений. Я ненавижу его всеми фибрами души. Больше всего на свете мне хочется пнуть его сейчас по яйцам. Но я наслаждаюсь ненавистью, впиваясь в его проклятые губы. И вполне уверена, что пронесу эту ненависть до самого конца.

Кажется, я только что открыла новое сексуальное извращение.

Мемнон наконец отстраняется.

– Ты узнаешь меня во всех отношениях, – клянется он.

Мысли его, должно быть, аналогичны моим – или же он услышал меня через нашу связь.

Но если для меня нормально фантазировать о том, как я использую Мемнона для исполнения своих желаний, то хрена с два я позволю ему проделать со мной то же самое.

Отталкиваю колдуна, и его рука легко соскальзывает с моей шеи.

К черту гребаные фантазии…

– Если я не смогу разорвать связь, я просто произнесу такое заклинание, от которого твой член навеки скукожится.

Мемнон улыбается. В уголке его рта дрожит капелька крови.

– Как это мило, что ты думаешь, что еще этого не пробовала.

Глаза мои расширяются.

Он вытирает кровь, неотрывно глядя на меня, и говорит на сарматском:

– Отпусти.

И его магия немедленно отступает, больше не приковывая меня к столу.

А колдун продолжает смотреть на меня.

– Я люблю тебя, маленькая ведьма, – говорит он, и лицо его печально. – Больше всего на свете. Это глубочайшая истина, это то, что я должен повторять тебе снова и снова, как уже делал однажды. И мне жаль, что тебе приходится нести бремя этой любви. – Выражение его лица меняется, становясь решительным. – Но ты понесешь его.

С этими словами он направляется к двери.

– Три дня, – бросает он через плечо. – Это все, что тебе осталось, Императрица.

И он уходит.

* * *

Эти три дня пролетают в мгновение ока.

Три дня попыток разобраться в собственных спутанных чувствах. Три дня неотрывных раздумий о мести. Три дня гаданий о том, что Мемнон собирается делать в ночь бала.

И вот я мрачно смотрю на разложенное на кровати платье.

Не хочу снова встречаться с Мемноном.

Может, это трусость. Но это все равно правда.

Он – мой худший ночной кошмар, но я также начинаю понимать, что он – огромная моя слабость, потому что спас меня и заботился обо мне, и какой-то части меня – извращенной, беспутной, своенравной – он нравится. Черт, больше, чем нравится. Меня неудержимо влечет к этому мужчине, я тоскую по его властному голосу, по его рукам, обнимающим меня. Все, что ему нужно, – это поцеловать меня или прошептать на ухо несколько милых слов, и я отброшу все мысли о ненависти к нему.

И я в ужасе от того, что это может случиться сегодня, когда я так хочу отомстить.

Слышу, как кто-то поднимается по лестнице, потом раздается скрип половиц в коридоре – и секунду спустя дверь распахивается.

– Привет, детка! – кричит Сибил, врываясь в мою комнату со своим платьем, и туфлями, и большущей сумкой, набитой косметикой и, похоже, всякими штучками для волос.

Все это она бросает на мою кровать.

– Черт, жду не дождусь сегодняшнего вечера, а… – Она осекается, увидев мое лицо. – Нет, нет, нет, Селена!

Касаюсь щеки.

– Что?