Смотрю на колдуна.
Он тоже смотрит на меня, и взгляд его мягок… и страстен одновременно.
Сердце мое скачет, мне не хватает воздуха, и хотелось бы, чтобы это было вызвано ужасом, а не странным любопытством, которое подстрекает меня коснуться его лица и полностью подчиниться принесенной мною клятве.
– Теперь твои воспоминания, – говорит Мемнон, осипший от переполняющих его эмоций.
Снаружи открываются и закрываются двери машин.
Мемнон отпускает мою руку – и стискивает мое лицо.
–
Я стискиваю зубы. Нам нечего исправлять. Брак, узы – это будет лишь по названию.
Мемнон, должно быть, что-то увидел или почувствовал, потому что лицо его мрачнеет.
Он берет мои руки в свои, и наша кровь снова смешивается.
– Повторяй за мной, – колдун переходит на другой язык, голос его становится более раскатистым и гортанным, –
Эхом повторяю его слова. С каждой фразой голова гудит сильней и сильней.
–
Глубоко вдыхаю – и повторяю и это. Моя магия беспокойно бурлит под кожей. Нарастающее давление нервирует.
Мы с Мемноном вновь повторяем эти строки, на сей раз вместе.
Магия взрывается где-то за глазами и…
Начинается.
Глава 46
Это… это на самом деле работает.
Значит, какая-то часть продолжала сомневаться, что все получится.
Ко мне возвращается вся прошлая неделя, потом позапрошлая и та, что была перед ней. Воспоминания приходят быстрей и быстрей, и у меня нет времени изучать каждое.
Я вижу то, что происходило здесь, в Ковене Белены, и то, что было до этого.
Я вижу, как открываю гробницу Мемнона, вижу, как пробуждаю свою заточенную половину. Вижу, как нахожу Нерона – и кошмарную авиакатастрофу, в которой я выжила.
Я разлепляю губы и хотя знаю, что Мемнон пристально смотрит на меня в настоящем, я заключена в своем прошлом. Мои эксгумированные воспоминания требуют всего моего внимания.
Ко мне возвращаются последние годы, и я задыхаюсь. Так много там было ожиданий, разочарований, сомнений в себе – когда я пыталась вступить в Ковен Белены. Но в то время я многое и открыла – что вполне способна жить сама по себе в Сан-Франциско. У меня была работа, я оплачивала аренду.
Знание возвращается ко мне вплоть до самых крохотных крупиц, до вещей, в которых я никогда не была точно уверена, – ну, например, что мне нравится заниматься спортом, несмотря на нытье и стоны по этому поводу. Я действительно ужасный кулинар – мой разум раскопал множество неудачных попыток готовки. Я была близка с четырьмя мужчинами – включая Мемнона, – а свиданий у меня было куда больше, чем я представляла. Свои любимые книги я перечитывала по полдюжины раз каждую и каждый раз искренне наслаждалась ими.
Возвращаются годы в Академии Пил, школе-интернате для сверхъестественных, потом воспоминания о жизни до Пробуждения силы. Даже их не пощадила моя разрушительная магия.
Ребенком и подростком я была счастливая и необузданная. Большую часть дня играла на улице со своими могущественными родителями, которые – с помощью небольшой магии – превратили наш задний двор в дикую страну чудес. Когда я не копалась в грязи, я рисовала. Особенно шокирует то, что я была неряшливой, неорганизованной. Моя комната представляла собой настоящий хаос, и мама заставляла меня читать заклинание уборки вместе с ней.
Я вспоминаю свою двоюродную бабушку Жизель, от которой пахло детской присыпкой и терпкими духами и которая имела собственное мнение буквально обо всем. Вспоминаю, как она умерла от рака. Мой отец плакал потом несколько недель, и я думала, что он, возможно, никогда больше не улыбнется – но он все-таки улыбнулся.
Мой разум погружается глубже и глубже в прошлое.
Мой папа учил меня ездить на велосипеде, и его луговая магия обвивала колеса, когда я теряла равновесие. Мы с мамой пекли имбирные пряники – и обе корчили рожицы от их резкой приторной сладости.