Околдованные в звериных шкурах

— А почему же деревня-то опасна и почему Зыбь? — Катерина уже ничего не понимала в этой истории.

— Видишь ли, зарабатывать бабам чем-то на жизнь было надо. Крестьянский труд тяжелый. Без мужчин очень сложно землю пахать, да и всё остальное тоже делать. А мужчины в деревне как только подрастали, сразу, как заговоренные, уходили к отцам, строить. Интереснее им там казалось. Малыши в деревне не рождались. Мужей-то нет. Оставались бабы да девчонки. И старушки. Вот с них-то и пошло. Стали эти старушки ходить по соседним поселениям наниматься в няньки. И так наскучались они по маленьким, что у них очень уж хорошо пошло убаюкивать, да укачивать. Самых крикливых да беспокойных деток легко могли угомонить. Стали с соседних земель их нарасхват в няньки звать. Деньги любые предлагать! Деревня начала богатеть. Развели они там и сады и цветники, красота, одним словом! И они в конце концов так хорошо научились петь колыбельные, что могли не только младенца, но и взрослого легко убаюкать. И начали они этим пользоваться. Мужчин в деревню уже сами не пускают, а детей заманивают. Девочек только. Мальчишек не обидят, накормят, напоят и отправят восвояси, а девочки им нужны.

— Они воруют их что ли? — Кир слушал открыв рот.

— Да не то чтобы… Они заманивают обиженных, заброшенных, чем-то недовольных. Вроде из жалости. Вот поссорилась девчонка с родителями, пошла на речку, или в лес, а там её встретили, в деревню позвали, утешили, накормили, спать уложили, колыбельную спели, и всё, не вернется девчонка домой. Она бы поначалу и сама рада уйти. Уже давно сердиться и злиться на родных перестала, а сил вырваться нет. Тепло и сытно, мягко, да душисто, и все её любят да хвалят, только к воротам не пускают, не подойдешь. Там и остаются, забывают и кто они и откуда. В соседних деревнях начали говорить, что девочки те как в зыбку попали, так и пропали. Вот и стала деревня Зыбью зваться. Кто-то из родителей и сам дочек к Зыби водит, прямо к воротам. У нас ведь как? Коли родители нелюбящие, непутевые, так и не рады девочке. Одни, мол расходы. Она вырастет, её приданое давай, а замуж выйдет, так отрезанный ломоть. Вот такие и рады, что от лишнего рта избавились и не потратились. Но, старушки с Зыби не только таких берут, а любую несчастную, усталую, обиженную девицу зацапать могут, а чтобы им не мешали, кого угодно убаюкают. Так что и близко туда не подходи! Мало ли, ты сегодня ночь не спала, усталая совсем, а они решат, что тебя от нас спасать надо.

Катерина поежилась. Что-то ей тоже местность резко разонравилась. — Может, давайте уже отсюда? Где там этот Ивашка? — Катерина вышла на крыльцо и неожиданно увидела как две милейшего вида бабульки вытянули Ивашку из сугроба и заботливо его отряхивают и о чем-то торопливо расспрашивают. А третья неспешно подходит к их избе.

— Девонька милая! Доброго тебе утречка, красавица моя! Что-то ты бледненькая такая, да усталая! Небось, обидели тебя, работой замучали! Иди ко мне, я тебя и пожалею, и накормлю и отдохнешь и поспишь.

Катерина замерла от ужаса. Бабулька была самого благостного вида, но слова, которые она говорила сплетались вокруг словно толстенные канаты. И Катя сама того не желая, почувствовала, как её глаза устало закрываются.

— Что тебе до всех других!

Нет уборов дорогих,

Под ногами нет ковров,

За спиной огонь костров.

Только страхи да туман,

Да заботы разных стран,

Что тебе до всех других,

Ты себя растратишь в них.

Глазки скоро закрывай,

Ножками легко ступай,

Да иди за мной туда,

Где поет тебе вода,

Где цветы в садах цветут,

Где тебя так долго ждут,

Будешь ты для нас родной,

Позабудешь волчий вой,

Позабудешь всех людей,

Нет забот и нет страстей,

Не дождутся, не найдут,

Ты на век останься тут!

Старая-престарая мелодия кружилась, укутывая Катерину со всех сторон, она и сама не поняла, как вышло, что она стоит в уютнейшеё избе, пахнет там теплым хлебом, и ещё чем-то сладким, уютным, сонным, и легкие, ласковые, теплые руки, подталкивают её к широченной лавке, застеленной пышнейшей периной.

— Ложись, милая, спи, спи. Тебе отдохнуть надо! Загоняли совсем девоньку, замучали! Всё мужские затеи, забудь про них! Спи! — голос ласковый, но власный, и не поспоришь, да и не хочется уже спорить. Катрина прикрыла глаза, и уже совсем было уснула, но второй голос раздался совсем рядом.

— А что же ты её волосы-то не расчесала? Гребень нужен!

— Да хватит с неё пока и этого. Если чесать косу, ещё проснется. Попозже, когда совсем в сон провалится, тогда уже… Я вот гребень рядом положу, как можно будет, вычешем косу, переплетем по-своему, память у неё и заснет. Нам такая девица ещё ни разу не попадалась!

— А эти её? Не явятся?

— Спят они и надежно. Баюн с ней был. Пришлось гребнем остановить. Жалко, конечно, он нам в свое время так помог! Даже и сам до конца не знает, как именно! — говорившая легонько усмехнулась. — Но девочку они совсем загнали. Так что она наша! А эти… кто же их пустит, даже когда проснуться? А будут ломиться, совсем уснут, навечно!

— А тот мальчишка, который из сугроба?