— Почти угадала. Вот слушайте! — Баюн тоже видел, что Степан пока не совсем пришел в себя, и решил дать ему ещё немного времени. — Некоторое врямя назад рассорились в одной деревне мужчины и женщины. Стукнула в голову мужскому населению идея построить высокую колокольню, выше, чем в соседней заречной деревушке. Отправились к местному батюшке, а он строить и не благословил, сразу увидел, что хотят делать не из-за веры, а по гордыне. Но, мужики там всегда упертые были, построили и без благословения! Пока строили, забросили и семьи и жен и детей, на всё наплевали. А как только построили, колокольня сгорела. Им бы оглядеться, подумать, посмотреть да и понять, что дело-то напрасное затеяли, но их же не остановить уже было! Начали строить новую, ещё выше первой. И та сгорела! Короче, пока туман их не залил, они так и строили колокольни раз за разом всё выше и выше. Батюшка пытался их увещевать, не послушали, он уехал в соседнее село. Жены пытались упросить, уговорить, дети плакали, молили, ничего не помогло. И тогда женщины и дети ушли из своих домов, которые без хозяйского присмотра и разрушаться уже стали. Упросили меня дать им взаймы ларец с умельцами, чтобы новые дома построить. Да ты этот ларец видела, эти трое мужичков вам терем строили и беседку восстанавливали после Горыныча прошлым летом. Эти самые умельцы сделали бабам новую деревню. Ларец они мне, кстати, честно вернули. Так и повелось, что в новой деревне жили только женщины и дети, а в старой обезумевшие мужчины, которые всё что-то строили, причем это что-то все менее и менее походило на колокольню.
— А почему же деревня-то опасна и почему Зыбь? — Катерина уже ничего не понимала в этой истории.
— Видишь ли, зарабатывать бабам чем-то на жизнь было надо. Крестьянский труд тяжелый. Без мужчин очень сложно землю пахать, да и всё остальное тоже делать. А мужчины в деревне как только подрастали, сразу, как заговоренные, уходили к отцам, строить. Интереснее им там казалось. Малыши в деревне не рождались. Мужей-то нет. Оставались бабы да девчонки. И старушки. Вот с них-то и пошло. Стали эти старушки ходить по соседним поселениям наниматься в няньки. И так наскучались они по маленьким, что у них очень уж хорошо пошло убаюкивать, да укачивать. Самых крикливых да беспокойных деток легко могли угомонить. Стали с соседних земель их нарасхват в няньки звать. Деньги любые предлагать! Деревня начала богатеть. Развели они там и сады и цветники, красота, одним словом! И они в конце концов так хорошо научились петь колыбельные, что могли не только младенца, но и взрослого легко убаюкать. И начали они этим пользоваться. Мужчин в деревню уже сами не пускают, а детей заманивают. Девочек только. Мальчишек не обидят, накормят, напоят и отправят восвояси, а девочки им нужны.
— Они воруют их что ли? — Кир слушал открыв рот.
— Да не то чтобы… Они заманивают обиженных, заброшенных, чем-то недовольных. Вроде из жалости. Вот поссорилась девчонка с родителями, пошла на речку, или в лес, а там её встретили, в деревню позвали, утешили, накормили, спать уложили, колыбельную спели, и всё, не вернется девчонка домой. Она бы поначалу и сама рада уйти. Уже давно сердиться и злиться на родных перестала, а сил вырваться нет. Тепло и сытно, мягко, да душисто, и все её любят да хвалят, только к воротам не пускают, не подойдешь. Там и остаются, забывают и кто они и откуда. В соседних деревнях начали говорить, что девочки те как в зыбку попали, так и пропали. Вот и стала деревня Зыбью зваться. Кто-то из родителей и сам дочек к Зыби водит, прямо к воротам. У нас ведь как? Коли родители нелюбящие, непутевые, так и не рады девочке. Одни, мол расходы. Она вырастет, её приданое давай, а замуж выйдет, так отрезанный ломоть. Вот такие и рады, что от лишнего рта избавились и не потратились. Но, старушки с Зыби не только таких берут, а любую несчастную, усталую, обиженную девицу зацапать могут, а чтобы им не мешали, кого угодно убаюкают. Так что и близко туда не подходи! Мало ли, ты сегодня ночь не спала, усталая совсем, а они решат, что тебя от нас спасать надо.
Катерина поежилась. Что-то ей тоже местность резко разонравилась. — Может, давайте уже отсюда? Где там этот Ивашка? — Катерина вышла на крыльцо и неожиданно увидела как две милейшего вида бабульки вытянули Ивашку из сугроба и заботливо его отряхивают и о чем-то торопливо расспрашивают. А третья неспешно подходит к их избе.
— Девонька милая! Доброго тебе утречка, красавица моя! Что-то ты бледненькая такая, да усталая! Небось, обидели тебя, работой замучали! Иди ко мне, я тебя и пожалею, и накормлю и отдохнешь и поспишь.
Катерина замерла от ужаса. Бабулька была самого благостного вида, но слова, которые она говорила сплетались вокруг словно толстенные канаты. И Катя сама того не желая, почувствовала, как её глаза устало закрываются.