Он не ответил. Ему это было не нужно. Их дискуссия медленно переросла в выжидательную игру; тот неловкий, каким-то образом стимулирующий момент умирающего разговора, когда слова становятся устаревшими и бесполезными. Не было ничего, кроме тишины. Тишины и ожидания. Ожидания и предвидения, потому что это должно было случиться. Что-то существенное. Драко мог чувствовать что-то, что витало в комнате между ним и Грейнджер, что-то, что выжидало, когда это заметят, ожидая, когда один из них обратит на это внимание. Судя по обеспокоенному выражению лица Грейнджер, она тоже это почувствовала. Вопрос был в том, кто сделает первый шаг.
После полных тридцати секунд нескромных взглядов на то, как Грейнджер напряженно кусает губы, Драко решил, что с него достаточно.
Его тело дернулось вперед так резко, что Грейнджер казалась пораженной внезапным движением, но быстро взяла себя в руки. Их разделяло несколько шагов, но Драко сокращал дистанцию быстрыми, длинными шагами, абсолютно неуверенный в том, что он будет делать, когда подойдет к ней.
Когда он оказался, наверное, в двух шагах от нее, свечка, которая освещала комнату, вспыхнула и потухла, и он замер. Он не был уверен, почему именно. Наверное, произошедшая перемена его поколебала, или же его глазам понадобилось мгновение, чтобы приспособиться, но, так или иначе, это сбило его с курса, и он чувствовал себя неловко.
Единственным светом, падающим в комнату, был свет сильной зимней луны. Лучи, казалось, простирались до Грейнджер, скользя по контурам черт ее лица и отсвечиваясь еще ярче. Под лунным светом она была белой и почти светящейся, словно призрак. Лунный свет не падал на него; только на нее.
Такая невинная.
Он сделал к ней еще один шаг; теперь он стоял достаточно близко: под подбородком чувствовалось ее шумное дыхание. Он закрыл собою лунный свет, в результате чего Грейнджер оказалась в тени. Ему это не нравилось − совсем не нравилось. Но она была так близко…Ее губы были так близко… Ему показалось, будто она немного наклонилась к нему, однако не мог быть в этом уверенным, поскольку в темноте комнаты едва мог ее видеть.
И тут его рассудительность внезапно решила взять верх.
Он сделал шаг назад и осознал, что все закончилось. Что бы ни могло произойти, оно исчезло. Момент был потерян.
Это странно, как люди могут страстно желать чего-то, что никогда не произойдет. Как люди могут физически испытывать боль от ничего. От ничего, что могло бы стать чем-нибудь.
Он наблюдал за тем, как Грейнджер моргает, трясет головой и затем неуверенно проходит мимо него, опустив глаза. Сопротивляясь желанию протянуть руку и схватить ее за запястье, Драко почувствовал, как его ногти впиваются в ладони, что причиняло почти адскую боль. Все это причиняло адскую боль.
− Уже поздно, − пробормотала Гермиона, собирая свои книги в аккуратную стопку. Ее руки тряслись. – Я пойду спать.
− Хорошо, − кивнул он. – Спокойной ночи, Гре…
Она ушла до того, как он смог закончить, и облако заслонило луну, оставляя его в темноте.
***
Абсолютно так же, как они избегали разговора об обсуждении Убивающих заклинаний, Гермиона и Драко никогда не упоминали ночь в читальном зале. Ночь, когда ничего не произошло. Совсем ничего.
Они оба были упрямыми, и на этот раз это пошло им на пользу. Она были так решительно настроены забыть ту ночь, что заставили себя вернуться к их старой рутине: встречаться на кухне в полночь и читать вместе по вечерам так, будто ничего не случилось.
Потому что ничего и не случилось.
После ничего не значащей ночи прошел месяц, и они сидели на своих обычных местах на кухне; Драко со своим огневиски, и Гермиона со своим чаем. Просто так, как и должно быть. Единственная разница между сегодняшним вечером и теми вечерами была в том, что сейчас кухня была завалена импровизированными рождественскими декорациями: не сочетающейся мишурой, открытками ручной работы и полудохлой елкой высотой в три фута, украшенной случайными безделушками.
− Эта дрянь везде, − сказал он. – Это чертовски раздражает.
− Если ты пожалуешься на рождественские украшения еще раз…
Он закатил глаза и отхлебнул напиток.
− Никогда бы не подумал, что МакГонагалл относится к типам людей, любящих праздник.
− А она и не относится. Луна и я сделали большинство этого. Луна очень хороша в создании всяких штучек.
− Единственное, что Лавгуд может создать, − это головную боль.
− Ох, успокойся.
− Да просто посмотри на эти рождественские декорации, − он указал на хрупкую потертую безделушку и потрепанное украшение северного оленя, − они жалкие.
− Эй! – огрызнулась она. – Большинство из них мои, спасибо!
− Они твои?
− Ну… − вздохнула она, опуская глаза, − моих родителей. Мой дом находится…находился недалеко от сюда; меньше тридцати минут полета на метле. Я вернулась несколько лет назад и нашла их на чердаке.
Драко потер подбородок.
− Что случилось с твоим домом?
− Его уничтожили. Как и много других.
− Твоих родителей убили?
Он не хотел ляпнуть это вот так. Его вопрос прозвучал резко даже для него самого, так что он мог только представлять, как это прозвучало для нее.