Окровавленные руки (ЛП)

− Авада Кедавра.

Драко чего-то ждал; ждал, что боль прекратится или темнота его накроет, но ничего не произошло. Вместо этого он в ужасе смотрел на то, как зеленый свет окутывает Беллатрикс, а затем те самые сумасшедшие глаза закатываются, и ее тело обмякает. Только тогда, когда он услышал, как ее мертвое тело упало на землю, он осмелился сделать вздох. Наклонив лицо в сторону, чтобы понять, кто спас ему жизнь, он увидел ее; ее мертвенно-бледное лицо, приоткрытый рот и палочку, дрожащую в ее руках.

Грейнджер выглядела такой же ошеломленной, как и он сам.

Но затем она, казалось, пришла в себя, и снова…снова стала Грейнджер; лишь спокойное выражение лица и плавные движениям. Он попытался заговорить, но все, что ему удалось, были непонятные, искаженные звуки; хотя, в любом случае, он понятия не имел, что намеревался сказать. Так что он просто наблюдал за ней, уставившись на нее, когда она подошла к нему и опустилась на колени.

− Черт возьми, − пробормотала она самой себе. – Ты выглядишь не очень, Малфой.

Пробежавшись сосредоточенными глазами по его телу, Гермиона потянулась назад и начала рыться в своей сумке, затем вытащила маленький, наполовину пустой пузырек с зеленой жидкостью; экстракт Бадьяна, догадался Драко. Касаясь пальцами глубокой раны на боку, она вылила туда остаток пузырька, аккуратно втирая жидкость. Это было больно, но эту боль едва ли можно было сравнить с его первым опытом в проклятии Круциатус. Подавленный стон начал снова набирать обороты в горле, когда зелье начало затягивать раны, и Гермиона подняла свободную левую руку, чтобы погладить его по щеке.

− Прости, − прошептала она. – Через секунду перестанет жечь. Я просто хочу убедиться, что ты в достаточно хорошем состоянии, чтобы выжить после прохода через Портключ.

Что-то в его голове лопнуло, словно пузырь, и он подавился воздухом. Первая мысль, которая к нему пришла, было то, что это неправильно, и нечестно, и абсолютно лицемерно, но он ничего не мог с этим поделать. Он знал, что был ранен слишком сильно, чтобы продолжать сражаться, но он не хотел уходить. Точнее, он не хотел покидать ее. Не здесь. Не во время происходящей битвы.

Он не хотел спускать с нее глаз, хотел находиться рядом с ней, и это была такая смешная задумка. Какую защиту он мог ей обеспечить в его нынешнем состоянии? И, в любом случае, она, кажется, была в порядке. Ей определенно было лучше, чем ему. Не считая небольшой царапины на подбородке, она казалась абсолютно невредимой.

Тем не менее, его нежелание идти срикошетило ему в мозг, словно заклинание Магической сигнализации*, и он каким-то образом умудрился приложить силы, чтобы дернуть руку вверх и схватить ее за запястье.

− Не…отправляй меня обратно, − сказал он отрывисто.

Гермиона нахмурилась в ответ.

− Сейчас не время для твоей гордости, Драко.

Дело было не в гордости; все было с точностью и до наоборот. Дело было в ней.

Он снова попытался заговорить, но ее быстрые руки уже закрепили Портключ на его шее до того, как слова смогли сорваться с его языка. Освободив свою руку от его руки, она еще раз нежно погладила его щеку, а затем активировала Портключ.

***

Драко в одиночестве сидел на кухне, взгромоздившись на свой привычный стул.

Он был зол; настолько зол, что на лбу блестел тонкий слой пота, а костяшки пальцев были белыми, как луна.

Он даже не был уверен, почему был зол, но вместе с тем это был наихудший вид злости, которую только можно чувствовать. Это был тот неустойчивый, пылкий вид гнева, который раздирал его бесконтрольно, словно лист, которого ветер гонит вниз по улице. Такой вид гнева, из-за которого слезы появляются на глазах, а тело дрожит. Такой вид гнева, который разрушает и уничтожает все и везде, причиняя всему вокруг боль.

Он не двигался, потому что не был уверен, что сможет держать свои действия под контролем и сдержанностью. Наимельчайшая вещь, например, муха, жужжащая ему на ухо, могла взбесить его, и он мог бы просто перебить всю посуду и стаканы в этой кухне. Этой кухне. Этой чертовой кухне. Ему правда стоило найти другое место для успокоения, после того как Грейнджер начала показываться здесь все эти месяцы назад. Тогда, наверное, он не сидел бы здесь сейчас, готовый взорваться. Готовый быть кулаками, пинаться, бить и ломать все или всех.

Кроме нее, по-видимому.

Потому что он мог слышать ее приближающиеся шаги; мог слышать робкие топ-топ-топ, раздающиеся в коридоре от ее ног, и он закрыл глаза. Первая вещь, которую он почувствовал, был позыв страха; словно детский напор нервозности, когда ты находишься слишком близко к предмету своего обожания или к кому-то, кого вы обидели. Его сердце затрепетало, и он выпрямил спину, становясь таким же окостенелым и прямым, как доска. Но затем, когда его пульс пришел в норму, он снова почувствовал злость. Не на нее. Вообще ни на что.