Оксюморон

– Сам Оляпа ничего не хочет – продолжала заискивающим тоном Маруся – он просил передать вам низкий поклон и звал к себе в гости, на охоту и баньку.

Я не успел опомниться как она вывалила перед этим тщедушным сосунком с дюжину обещаний и пожеланий якобы привезённых мною, о которых я сам ещё минуту назад и понятия не имел.

– Пусть он побудет до вечера у вас, уважаемый Викентий Ермолаевич. – произнесла девица – Мне нужно успеть в клуб, а вечером я за ним заеду.

Всё это она произнесла таким тоном, словно речь шла о любимой собачке или котёнке.

– Эх молодёжь – вздохнул, в прочем довольно фальшиво, Вакитка.

На какое-то мгновение мне показалось, что все здесь находятся в сговоре. Разумеется, кроме меня.

– Ну ладно, Марушка, – ответил Вакитка – езжай, развлекайся.

Девица благодарно захлопала в ладоши и наклонившись вновь громко чмокнула его в розовую покрытую нежным пушком щёку.

Скажи дорогой читатель приходилось ли тебе когда-нибудь, уже став взрослым человеком, подыгрывать детям, когда они, изображая из себя взрослых начинают тебя поучать? Если да, то ты поймёшь, как я себя чувствовал во время этого странного мероприятия. Правда в моём случае лёгкая снисходительность, которая обычно всегда сопутствует этим невинным детским играм, начисто нивелировалась осознанием того, что никто из присутствующих судя по всему и не думал шутить.

Когда Маруся ушла Вакитка устремил на меня пристальный взгляд. Какое-то время мы смотрели друг на друга. Наконец он спросил:

– Вы пьёте кофе?

– Пью,– ответил я.

– Какой кофе вы предпочитаете?

– По-турецки – ответил я, хотя до этого о кофе по-турецки я всего только раз читал в какой-то книге.

– Прекрасно – ответил Вакитка, при этом окинув меня уважительным взглядом.

Признаться, этот взгляд неожиданно для меня самого заставил меня испытать какое-то подобие гордости. Хотя ещё совсем недавно единственное, что мог бы вызвать у меня подобный взгляд ребёнка, которым по сути и был Вакитка, был бы только смех. Вот уж не ожидал обнаружить в себе такое малодушие, да ещё к тому же в подобных обстоятельствах.

– И ещё одно. Прежде чем мы перейдём на ты, – сказал Вакитка – Мария уехала не познакомив нас. Скажите как бы вам хотелось, чтобы я к вам обращался.

Я хотел сказать, что меня можно называть Алексеем. Но вспомнив как меня встретила Маруся и экзекуцию свидетелем которой я стал совсем недавно я решил воспользоваться случаем и включил официальный тон.

– Меня зовут Носков Алексей Иванович – произнёс я, отчётливо при этом глядя ему прямо в глаза, – я не хочу показаться не вежливым, но я знаете ли, не привык чтобы люди, не входящие в круг моих близких друзей или родственников, обращались ко мне на ТЫ, а посему вы меня очень обяжете Викентий… Ермолаевич – подсказал он с любезной улыбкой, при этом изящно склонив свою вихрастую, белокурую голову – Ермолаевич, если будете обращаться ко мне на “ВЫ”.

Закончив произносить всю эту буффонаду склеенную на скорую руку из случайно в прошлом запавших в мою память велеречивых оборотов различные романы и фильмы о жизни в прошлые века, я испугался, не перебрал ли .

Я вообще-то не ханжа, и в принципе не имею ничего против обращения на “Ты”, но ровно до того момента когда это форма обращения выражает искреннюю дружбу и любовь между людьми.

Но выражение лица моего визави развеяло все мои опасения. Оно просияло.

– Я сразу понял, что вы человек достойный – сказал он, и протянул мне свою хлипкую ручонку.

Ручонку я пожал крепко, по-мужски, по-настоящему. Ладно уж. Бывает, что и с детьми можно, сам в детстве дяде руку тянул.

– Ну что же – сказал Вакитка – тогда прошу вас следовать за мной, уважаемый Алексей Иванович, я буду очень счастлив принимать Вас у себя, (нет–нет, дорогой читатель, это отнюдь не опечатка, ибо мой собеседник интонационно произнёс слово “Вас” с большой буквы) в качестве гостя в моей скромной обители.

Пройдя по покрытой всё тем же ровнейшим изумрудным газоном лужайке, мы поднялись по ступеням на террасу. На террасе нас уже ждал изящный и явно очень старый стол возле которого стояли три стула на красиво изогнутых ножках. На столике стоял высокий изящный кофейник, сливочник, кажется так называется посуда для сливок, хрустальная чашка с сахаром и три чашки из которых поднимался живописный пар.

– Я думал Маруся с нами останется – сказал Вакитка, по всей видимости, объясняя мне смысл нахождения на столе третьего прибора.