Оксюморон

Доехав до кромки воды, я вылез из машины потянулся и с наслаждением вдохнул полной грудью прохладный пахнущий водорослями морской воздух. На миг мне показалось, что я потерял чувство времени. Поймёшь ли ты меня, читатель? Наверное, нет. Да, признаться тогда, и я сам не понимал, что со мной происходит. Время словно исчезло. И все события, произошедшие со мной, начиная с первого дня моего странного путешествия, стоявшие до этого в ряд, утеряли последовательность всё сконцентрировалось и слилось в одной точке. Не существовало больше ни будущего, ни прошлого. Существовало только настоящее. Это было странно-счастливое состояние. Море было спокойным и величавым, как доброе, неповоротливое, лениво урчащее животное. Едва я подумал об этом как над моей головой словно отвергнутая небом душа, с криком пронеслась, раскинув крылья чайка. Спустя мгновение бытие состоявшее на девяносто девять и девять десятых процента из счастья вновь сомкнулось вокруг меня. Самому себе в тот миг я казался неким, ну что ли, присутствием. Моё сердце было исполнено искренней любовью. Нет, я говорю не о том чувстве, которое в нашем с тобою читатель мире принято обозначать этим словом, и которое в своей кульминации сводится к набору каких-то странных телодвижений, сопровождаемых гормональными всплесками, после которых ты не без известной доли разочарования, понимаешь, что ты всего на всего в очередной раз послужил в качестве химической лаборатории для равнодушной эволюции. Любовь, которую испытывал я в тот миг, была настоящей, всё поглощающей и вместе с тем всё отдающей. Наверное, так любить можно только бога, мать, свободу, родного ребёнка и… море. Я сидел на тёплом золотистом песке подставив лицо солнцу и ветру и думал о том, что зачастую то что в нашем мире принято называть счастьем, а именно те моменты, когда объём присутствующих в нас эмоций превосходит объём поступаемой к нам из внешнего мира информации, чтобы хоть как-то соотнести себя с позорным эрзацем, накрывающим нас с головы до ног едва мы открываем глаза, называемым жизнью, находится совсем не там, где его ждёшь. Оно появляется в наших днях, а мы просто не замечаем его в сутолоке наших дней, и только после того как оно проходит мы понимаем, что это ведь в сущности и было счастье. Я думал о том, что великий неведомый строитель наших жизней и судеб принимая форму тысяч и тысяч разнообразных сил сводит их в одному ему известной последовательности и по одному ему ведомым формулам творит наше бытие. И всё вокруг создано из него одного и всё вокруг только он и больше ничего. И следовать этой логике, если вдуматься более глубоко, то и меня нет, и этого моря, и этих чаек тоже нет. Есть только его желание, возникшее тридцать пять лет назад взять мысль обо мне со всем, что окружало его в тот далёкий миг на ту вершину где свершается его волей великие замыслы бытия. Среди мириадов этих замыслов был и тот согласно которому, тому, кто будет звать себя “Я” и предстояло прийти в сознание, на несколько десятков лет. И вот я есть. Эти мысли наполнили мою душу новой дозой счастья. И на этот раз объём счастья был столь огромным, что я ощущал почти физически, как его ласковые ватные клубы вытеснили с конфуцианскими настойчивостью и миролюбием, подобно китайской экономике, все остальные мысли, кроме мысли о том, что думать в этот момент не хочется ни о чём. Но, как и всё хорошее и приятное, продолжалось это совсем не долго. За столько лет исканий, изощрений войн в поисках счастья, – размышлял я глядя в высокое ультрамариновое небо – человек не придумал ничего лучше свободы и леса, усталости от ходьбы, ржаного ломтя с солью, смоляного запаха. Пения лесных птиц, раздвигающий ночную тьму костёр, сосновой лапы на подоконнике в банке из-под повидла, вкуса лесных ягод.

Из тысяч самых неприметных на первый взгляд вещей состоит счастье человека. Над моей головой вновь пролетела чайка, и вновь я подумал, что должно быть это чья-то пропащая душа летела в отведённый для неё чертог от этого несущегося в никуда мира. Этот крик оборвал цепь моих мыслей, и они словно река, встретившая на своём пути преграду, снова сменили русло. Я подумал о том, что человеку нужно, наверное, прежде чем увидеть и почувствовать себя счастливым, устать от городской суеты и шума. Пения лесных птиц не оценишь по-настоящему пока тебя не замучают звонки мобильных телефонов. Не понять прелести одиночества, пока не поживёшь под одной крышей с женщиной, которая тебя уже ненавидит. Не поймёшь радости побродить по лесным тропинкам пока не настоишься в московских пробках с их обязательными хамством и бутылочкой “чтоб иногда по-маленькому”.