Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Действительно, начиналось все многообещающе. Пресса сообщала о многочисленных делегациях с фронта, которые появлялись в Госдуме. «Они сообщают, что настроение всех родов войск прекрасное. По волнующему всех вопросу о войне, все они единодушно заявляют:

– Ни пяди земли не уступим, мы немца не пустим!»^[511]

Но победная эйфория проходила быстро. Армия, совершившая февральский переворот – и позицией высшего военного командования страны, и бунтом запасных батальонов в Петрограде, – оказалась не просто вовлечена в политику, она была в ее эпицентре. Что само по себе для армии смертельно опасно.

Мощнейший – после бунта в Петрограде – удар по армии был нанесен Петросоветом, принявшим «Приказ № 1». История его создания таковая. Первоначально 20–25 депутатов от солдат заявились 1 марта во Временный комитет Госдумы, где их встретил Энгельгардт. «Они единодушно заявили, что солдаты утратили доверие к офицерам, которые с первых минут революции покинули их и заняли неопределенную выжидательную позицию. Ввиду этого пославшие их части требуют издания правил об избрании офицеров, предоставления солдатам контроля над всеми хозяйственно-операционными частями и установления новых взаимоотношений между начальниками и нижними чинами. Я поспешил сообщить об этом Родзянко и Гучкову. Они самым категорическим образом протестовали против издания чего-либо подобного и поручили мне так или иначе спровадить прибывшую депутацию, успокоив ее заявлением, что в ближайшем будущем будет создана особая комиссия». Спровадил. Но вскоре явился развязного вида солдат, предложивший выработать новые правила воинской дисциплины совместно с Советом. Энгельгардт возразил, что ВКГД считал опубликование таких правил недопустимым. «Тем лучше, – ответил он мне, – сами напишем»^[512].

На первом общем собрании Совета с делегатами от воинских частей 1 марта «солдатский» вопрос оказался центральным. На ораторской трибуне, то есть на столе, рядом с простоявшим на нем весь день председательствующим Соколовым сменяли друг друга люди в шинелях. Заседание накалилось до предела, нагнетаемое слухами о якобы планируемом разоружении солдат, попытках загнать их в казармы, об угрожающем поведении офицеров, группировавшихся вокруг военной комиссии Временного комитета.

«Приказ» вышел из-под пера Соколова, о крайней мере внешне это действительно выглядело так. За столом сидел Соколов – плешь во всю голову, густая черная борода, приземистая фигура, рубашка с широким и открытым воротником. Его со всех сторон облепили сидевшие, стоявшие, наваливавшиеся солдаты и не то диктовали, не то подсказывали, что писать. Сам Соколов не только не гордился своим авторством «Приказа № 1», но и каждый раз, когда при нем заходила о том речь, решительно от такого авторства отказывался»^[513]. И не без оснований.

По убеждению военных экспертов, Приказ № 1 «был как бы клином, вбитым в тело армии, после чего она раскололась на две части и стала быстро разлагаться»^[514]. В нем говорилось о выборах ротных, батальонных и прочих комитетов, о выборах представителей солдат в Советы и подчинении приказам военной комиссии Государственной думы только в тех случаях, когда они не противоречат постановлениям Совета. Приказ фактически изымал все оружие в армии из ведения ее командного состава и передавал в распоряжении ротных и батальонных комитетов, отменял вставание во фронт и отдание чести вне строя, титулование командного состава благородиями, запрещал обращение на «ты» и устанавливал контроль солдатских комитетов над офицерами. Приказ, изданный по гарнизону Петроградского округа и моментально утвержденный Советом, был истолкован как применимый ко всем вооруженным силам – на фронте и в тылу. Власть правительства и офицерского корпуса над войсками в одночасье исчезла.

Станкевич полуоправдывал Совет в связи с изданием Приказа № 1: «Действительно, на фронте, куда он попал и где до его прихода все было спокойно и по-старому, он сыграл чрезвычайно плачевную роль. Но он был предназначен для Петрограда, где все уже было перевернуто вверх ногами и где, казалось, любая цена сходна, лишь бы начать приводить солдатчину в порядок… Несомненно, что в издании приказа № 1 значительную роль играло то обстоятельство, что война, как реальная забота, была чужда членам комитета, видевшим все лишь сквозь призму вопроса борьбы со старым правительством и опасавшимся неизвестного и таинственного фронта»^[515].