Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Сводка донесений о настроении действующей армии за 15-е Гронский 30 октября констатировала: «Главными мотивами, определяющими настроение солдатских масс, по-прежнему является неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание поскорее прийти к какой-нибудь развязке. Кроме того, недостаток обмундирования и продовольствия, отсутствие каких-либо занятий, ввиду ненужности, бесполезности их, по мнению солдат, накануне мира, угнетающе действуют на настроение и приводят к разочарованию[2519].

Ленин напишет: «Армия была… уже к октябрю-ноябрю 1917 года наполовину большевистской. Без этого мы не могли бы победить. Но, имея почти половину голосов в армии вообще, мы имели подавляющий перевес на фронтах, ближайших к столицам и вообще расположенных не чрезмерно далеко… Следовательно, в армии большевики имели уже к ноябрю 1917 года политический «ударный кулак», который обеспечивал им подавляющий перевес сил в решающем пункте в решающий момент»[2520].

Предпарламентаризм

Поражение в Моонзундском сражении, вызвавшее панику в столице, привело, помимо прочего, к обсуждению возможности переезда правительства в Москву. На его заседании 4 октября произошли «бурные прения». «Министры-социалисты полагали, что не следует форсировать вопроса о переезде правительства, чтобы не раздражать «революционные организации», которые могут «отнестись к нему отрицательно, как к стремлению правительства выйти из-под их влияния». Вынесение окончательного решения было отложено правительством до обсуждения вопроса во Временном совете Республики, открытие которого должно было состояться 7 октября»[2521].

Пятого октября в Москву из столицы прибыла комиссия, чтобы осмотреть помещения, пригодные для эвакуации в них петроградских учреждений и предприятий. Естественно, что Петросовет самым решительным образом протестовал против эвакуации правительства, подозревая его в намерении отдать столицу немцам. Для Ленина не было сомнения: буржуазия и Керенский решили «сдать Питер немцам для того, чтобы нанести удар в спину революции».

Напряженность с Советами была немного снята решением Керенского исполнить их давнее желание и распустить наконец Государственную думу, что и было сделано 6 октября. Обоснование этого шага было исключительно невнятным: «Согласно с постановлением Временного правительства от 9 августа 1917 г. о назначении выборов в Учредительное собрание на 12 ноября с. г. и ввиду начала 3 октября избирательного производства в сие собрание, Государственную думу четвертого созыва распустить, а полномочия членов Государственного совета по выборам признать утратившими силу»[2522].

Но, конечно, наибольшие надежды на подкрепление позиций власти были связаны с Предпарламентом. Это был именно тот орган, в котором правительство, кадеты и эсеро-меньшевистские руководители ВЦИК объединяли усилия для противостояния большевизму. «Русская Воля» 6 октября справедливо подчеркивала, что Предпарламент был ставкой в игре за Россию. «И эта ставка — уже последняя. Если она не удастся, то всякое руководство событиями будет у нас потеряно, наступит действие стихий, конечно, не созидательных, а разрушительных, и что тогда станется с нашей несчастной родиной — никто не может сказать»[2523].

Что ж, последняя ставка была сделана на институт без каких-либо властных полномочий. В положении о создании Временного Совета республики Суханов отмечал некоторые нюансы, которые «не были лишены прелести. Члены Совета «приглашаются» правительством «по представлению общественных организаций». Заключения Совета, конечно, не обязательны. Проекты вносятся или не вносятся по благоусмотрению министров. Инициатива Совета осуществляется при условии письменного заявления 30 членов, так же как и вопросы. На эти вопросы правительство, вообще говоря, отвечает в недельный срок. Но может не ответить вовсе — по соображениям государственной безопасности… Положили нам и приличное для советников жалованье: по 15 рублей в сутки и по 100 рублей единовременно. А также освободили от воинской повинности и дали иммунитет от арестов и от предания суду»[2524].

«Звездную палату» Предпарламента составили знакомые все лица, только второго ряда. Владимир Набоков, который в тот момент возглавлял кадетов («Милюков и Винавер были в отъезде, я фактически стоял во главе Центрального комитета»), рассказывал: «Когда заключена была работа по намечанию будущих членов Совета республики, я и Аджемов сговорился с Гоцем, Даном и Скобелевым и условились встретиться (на квартире Аджемова), чтобы выяснить дальнейший план действий и установить тактический план… Я живо вспоминаю то чувство безнадежности и раздражения, которое постепенно овладевало мною во время этих разговоров… Дан вилял, мямлил, вел какую-то талмудическую полемику… Мы разошлись с тяжелым чувством — с сознанием, что начинается опять старая канитель»[2525]. В председатели Совета намечен был Авксентьев.