Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

С утра 20 октября он объехал «все руководящие партийные центры, пытаясь доказать лидерам правящих партий невозможность продолжения войны и необходимость немедленного предложения мира. Встречи ничего не дали, военный министр получил отпор, особенно от кадетов. После встречи с ними, писал Милюков, «Верховский имел вид поколебавшегося и смущенного этими возражениями»[2694]. Тогда Верховский решил идти в Предпарламент. «Я шел на все последствия и толкования моего поступка, т. к. в минуту, когда все готово рухнуть, не место дипломатии… Вопрос о мире, как лампочка Аладдина: кто ее взял, тому служат духи, тому дается власть в руки»[2695].

Совместное закрытое заседание комиссий Предпарламента по обороне и иностранным делам было едва ли не самым дельным (хотя и здесь это слово не подходит) собранием за все дни его работы. И тогда прозвучали предложения, сразу отвергнутые — которые оставляли власти шанс. Заседание в 21.30 открыл председатель комиссии по иностранным дела Скобелев и сразу предоставил слово Верховскому для «весьма секретного сообщения». Тот вышел на трибуну и сразу огорошил собравшихся данными о состоянии армии:

— Численность наших сил выражается цифрой в 10,2 миллиона, из коих 6 миллионов приходится на фронт и непосредственный тыл, 3 миллиона на разные организации военного времени и 1,2 миллиона на тыл в строгом смысле слова… Содержать такую огромную армию в настоящее время не по средствам… Сокращение намечено в размере 59 дивизий, за счет коих уже отпускаются призывы 1895–1898 годов и подготовляется отпуск 1899 года. В итоге все возможные сокращения дадут не более 1,2 млн., то есть армия уменьшится до 9 миллионов. Между тем, по заявлению министра продовольствия представляется возможным прокормить лишь 7 млн. Однако на сокращение до этой цифры не согласна Ставка. Война обходится в настоящее время от 65 до 67 млн в день… В сентябре доставка муки по всем фронтам не превышала 26 % потребности, зернового фуража — 48 %. На Западном фронте сейчас подается не больше 20 вагонов вместо необходимых 122.

Основной двигатель войны — власть командного состава и подчинение масс — в корне расшатан. Ни один офицер не может быть уверен, что его приказание будет исполнено, и роль его сводится, главным образом, к уговариванию. О восстановлении дисциплины путем издания законов и правил или посредством смертной казни нечего и думать, так как никакие предписания не исполняются. Достаточно сказать, что насчитывается не менее 2 миллионов дезертиров, которых нет никакой возможности изловить.

Отсюда Верховский делал выводы, которые прозвучали для собрания, как ушат холодной воды:

— Первое. Сокращение армии в желательных размерах не может быть произведено по стратегическим соображениям. Второе. Армия не может быть при таких условиях прокормлена. Третье. Равным образом она не может быть должным образом одета и обута. Четвертое. Командовать некому. Пятое. Большевизм продолжает разлагать наши боевые силы. Указанные объективные данные заставляют прямо и откровенно признать, что воевать мы не можем… Если до сих пор большевики не выступили для захвата власти, то только потому, что представители фронта пригрозили им усмирением. Но кто поручится, что через пять дней эта угроза сохранит свою силу и большевики не выступят. Единственная возможность бороться со всеми этими тлетворными и разлагающими влияниями — это вырвать у них почву из-под ног, другими словами, самим немедленно возбудить вопрос о заключении мира.

Шокированный Скобелев произносит, что услышанное — не более, чем «материал для суждения о внешней политике» и призвал задавать вопросы, чем немедленно воспользовался Терещенко:

— Является ли цифра 9 миллионов бумажной или действительной, входят ли в нее 2 миллиона дезертиров? И невольно напрашивается вопрос: неужели Вы полагаете, что можно успешно бороться с немецкой пропагандой мира предложением осуществить те цели, которые он себе ставит?

— Приведенные цифры означают не фиктивное, а реальное число лиц, получающих казенный паек. Состав армии на 2 млн. превышает число людей, могущих быть прокормленными государством, — отвечал Верховский. — По второму вопросу. Я ставлю его гораздо шире. Речь идет не об осуществлении немецких притязаний, а о спасении государства, то есть о сохранении всего того, что возможно по реальному соотношению сил.

— Взгляды военного министра Временному правительству не докладывались, я их выслушиваю здесь впервые, — ошарашил собравшихся Терещенко.

— Формально это так, — заявил дезориентированным депутатам Верховский. — Но сущность моих мнений была давно известна Временному правительству… Надо решать, что нам по карману и что нет. Если нет средств для лучшего мира, надо заключать тот, какой сейчас возможен[2696].