Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Алексеев пытается бороться и против проникновения в армию разного рода агитаторов и армейских активистов: «Из Петрограда начинают разъезжаться и появляться в тылу армии какие-то делегации, именующие себя делегациями от рабочей партии, обезоруживающие полицию и офицеров. Прошу принять самые решительные меры, чтобы этот преступный элемент не проникал в армию, имея на узловых станциях достаточно сильные караулы. Если же тыловые шайки будут появляться, то надлежит немедленно их захватывать и предавать военно-полевому суду»[526].

Отпор Алексеев получил не только от «Известий, которые в номере от 8 марта писали: «Дух кровавого царя жив в начальнике штаба верховного главнокомандующего. Своим распоряжением генерал Алексеев сам подписал себе приговор в глазах сторонников нового строя». Отпор последовал и от Гучкова, который наставлял Ставку: «Бороться с различными агитаторами, проникающими в армию, следует не силой оружия… Во всяком случае главной целью является успокоение армии и народа мирными средствами, а не применением репрессий»[527]. Вместо этого 9 марта Гучков выпустил воззвание: «Воины русские! На вас обращаются взоры России. Слушайтесь ваших начальников, помня, что армия без дисциплины врагу не страшна. Много немецких шпионов, скрываясь под серой солдатской шинелью, мутят и волнуют вашу среду. Верьте своим офицерам»[528].

После отречения императора должность Верховного главнокомандующего перешла к дяде Николая II и любимцу либеральной общественности великому князю Николаю Николаевичу. 3 марта в Тифлисе он подписал приказ (по иронии судьбы тоже под № 1) о вступлении в должность, при этом заявив: «Глубоко проникнут сознанием, что только при всесильной помощи Божьей получу силу и разум вести вас к окончательной победе…»[529]. 5 марта Главковерх поспешил через прессу успокоить свежеиспеченные власти: «Новое правительство уже существует и никаких перемен быть не может. Никакой реакции ни в каких видах я не допущу»[530]. Кандидатуру Николая Николаевича хорошо восприняла действующая армия.

Однако против него весьма решительно выступили Петросовет, петроградский гарнизон и Балтфлот. Большевистская «Правда» четко формулировала: «Алексеев и Н. Н. Романов — друзья и ставленники отставного царя. И они идут по его стопам: опять военно-полевые суды и расстрелы для революционеров». Поэт Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) был уверен:

Как тут мозгами ни крути,
А место дяди — взаперти!

Временное правительство решило не испытывать судьбу. Львов 6 марта связался с Алексеевым и поставил его в известность, что усилия «склонить мнение» в пользу Николая Николаевича не увенчались успехом. Премьер просил Алексеева отговорить великого князя от вступления в Верховное командование и взять его временно на себя. Начальник штаба пытался доказать недопустимость внесения сумятицы в высшее управление армии, подчеркивал профессионализм Николая Николаевича и его высокий авторитет в войсках. Куда там. Львов фактически расписался в своем бессилии: «Теперь же, когда совершался величайший переворот, размеров которого никто не ожидал, тыл решает все: события рождаются психологией масс, а не желанием правительства». К Львову присоединился Гучков, он заявил, что кандидатура великого князя желательна, «но события идут с такой быстротой, что теперь это назначение укрепило бы опасное подозрение в контрреволюционных попытках, а это подозрение является ныне самым опасным элементом, заставляющим народные массы сохранять боевую позицию»[531].

Ничего не подозревавший Николай Николаевич торжественно выехал из Тифлиса в Ставку. Сопровождавший его великий князь Андрей Владимирович описывал в дневнике: «Много раньше 10 ч. собрались на вокзале все власти и много народу… Ровно в 10 ч. дядя вошел в вагон и со ступенек еще раз благодарил всех за горячие проводы и высказанное ему доверие в победоносное окончание войны. Почти на всех остановках его встречали народ, рабочие и все говорили ему патриотические речи. Его простые, но сильные ответы вызывали громкое несмолкаемое «ура!»[532]. По мере продвижения поезда, встречи на вокзалах становились все менее восторженными. Николай Николаевич почувствовал неладное, тем более что никакого официального акта о его вступлении в должность так и не было опубликовано.

Уже в Харькове генерал-адъютант Хан Гуссейн-Нахичеванский и князь Феликс Юсупов «убеждали великого князя не ехать в Ставку, находящуюся всецело под давлением Временного правительства, которое определенно стоит за устранение Николая Николаевича как Романова от командования и против предоставления ему власти. Великий князь глубоко задумался, долго сидел один, затем советовался с братом Петром Николаевичем, генералом Янушкевичем и другими лицами своей свиты и решил в конце концов не менять маршрута и следовать в Могилев».