Октябрь. Память и создание большевистской революции

Оппоненты большевиков противопоставляли Зимний как символ институционального бессилия грубой силе беспринципной и бессовестной толпы, которая, хоть и вдохновлялась большевиками в Смольном, отнюдь не подчинялась им. Солдаты, «под влиянием… в толпе пьяных», разбили во дворце окна винных погребов, позволив толпе начать «пьяную оргию»[128]. Амфитеатров записал в своем дневнике 26 октября, что слышал рассказы о ночной «резне» в коридорах дворца, а также о «мерзости и подлости» обращения с женским батальоном, после того как к юнкерам проявили милосердие и позволили им уйти [Амфитеатров-Кадашев 1994: 6][129]. По сообщениям оппозиционной прессы, в ночных пьяных эксцессах участвовали солдаты, красногвардейцы, матросы, а на следующий день во дворец пришли женщины, которые воровали бутылки с вином и потом продавали их на улицах. Пьяная оргия продолжалась весь день, и после нее Дворцовая площадь оказалась усыпана телами хмельных солдат и матросов: «Со вчерашнего дня в городе появилась масса продавцов вина из Зимнего дворца. Солдаты продавали заграничный коньяк по 20 р. за бутылку, а выдержанное старое вино по 5 и 7 р. бутылка. В Александровском рынке таких продавцов можно было встретить на каждом шагу. В течение дня 25 ноября на улицах и в трамваях попадались пьяные солдаты»[130]. Военные части, которые были отправлены из Смольного, чтобы остановить грабежи и разрушения, в итоге к ним присоединились. Красногвардейцы, арестовавшие солдаток женского батальона, по сообщению газеты «Дело народа», так жестоко обращались с ними во время содержания в военном лагере Левашово, что три женщины покончили жизнь самоубийством. Убитые и раненые, усеявшие площадь и Литейный проспект, появились не в результате революционной борьбы, а после пьяных драк вооруженных людей. Этих людей не вдохновляла ни революционная сдержанность, ни высокие революционные идеалы. «Дело народа» привела в пример Николая Подвойского, лидера ВРК, чтобы проиллюстрировать поведение, недостойное революционера. По словам газеты, незадолго до Февральской революции он в слезах умолял царского чиновника в Петрограде не ссылать его в провинциальный город, уверяя, что откажется от политической деятельности. Автор с отвращением вспоминал этого «“революционера”, который за теплое местечко в Петрограде отрекался от всего, что он исповедовал». Поэтому неудивительно, что этот «революционер», «оставаясь в тени, обманным образом вел солдат на бойню и вел войну с женским батальоном»[131].

Несмотря на попытки оппозиции изобразить «изнасилование Зимнего дворца», большевики в тот момент не пытались сделать дворец центром своего революционного повествования. Хотя образ Бастилии был, возможно, наиболее ярким общеевропейским символом революции, призыв Ленина к народу в 1905 году подняться и взять «русские Бастилии» был редким случаем его использования до 1917 года [Ленин 1967–1975, 11: 206].

Большевистские газеты о «взятии» дворца в ночь с 25 на 26 октября сообщили лаконично. Штурм прошел организованно, с малыми потерями, дисциплинированные революционеры ни разу не потеряли контроль над ситуацией, а в городе царил порядок[132]. Г. И. Чудновский, которому вместе с Н. И. Подвойским и В. А. Антоновым-Овсеенко Военно-революционный комитет поручил координировать захват Зимнего дворца, подчеркнул отсутствие искренней поддержки Временного правительства со стороны его так называемых защитников, ссылаясь на нежелание казаков и юнкеров служить пушечным мясом при обороне[133]. «Правда» даже отметила благородство юнкеров, которые пригласили Чудновского во дворец, а затем, когда он был арестован Петром Пальчинским, заместителем министра, вывели его на свободу из здания[134]. На этом этапе целью было создать впечатление бессилия Временного правительства, защищавшего призрак старого порядка, символом которого был Зимний дворец. Большевики не хотели ненароком выставить этих защитников беспомощными жертвами нового порядка. Вместо того чтобы делать Зимний дворец отвратительным символом отжившего режима, новое правительство сразу же взялось за его сохранение, создав Художественно-историческую комиссию Зимнего дворца для инвентаризации находящихся в нем предметов. Она поблагодарила всех, кто в ночь на 26 октября предпринял «самоотверженную защиту и охранение народных сокровищ»[135].