Октябрь в Пензе

О социализме Ленин говорил совершенно простыми словами, так, что было понятно всем. Ленин в совершенстве владел мыслью и потому так богат, полнозвучен и понятен был его язык. У него была совсем особая, своя, неповторимая манера вести себя на ораторской трибуне. Поражала необычайная простота его обращения к слушателям. Своей речью он как-то сразу создавал настроение горячего товарищеского участия всех членов собрания в общей работе. Задушевная скромность, классическая простота и короткость его жеста придавали неотразимую убедительность его слову, такому же округлому и крылатому, как жест, и углубляли плавное величие его стремительной речи.

Вот он появился на трибуне и ждет, когда окончатся неизбежные овации, несколько смущенный ими, улыбающийся или серьезный, то покачивая головой, то потирая свою лысину правой рукой, то торопящими жестами призывая к вниманию.

Первое слово: Товарищи! облетает нетлеющей искрой массу слушателей. Все глаза с разгорающимся вниманием направлены к нему, запечатлевая на всю жизнь великую работу Ильичевского ораторского гения.

Ленина во время речи было можно сравнить с машиной огромной мощности, которая с чудесной легкостью творит величайшую работу. Он стоит немного откинувшись назад, заложив обе руки за вырезы жилета по сторонам груди, и говорит, говорит… Мысль развивается и осложняется. Он подчеркивает наиболее многозначительные ее формулировки, отмечает ее логические звенья, разделяет и направляет потоки мыслей и слов, выражает чувства и страсти, порождаемые в нем речью, убедительными и волнующими жестами рук. Когда он концентрирует внимание слушающей его массы на каком-либо трудном теоретическом положении или важном политическом выводе, он поднимает обе руки перед лицом, ладонями внутрь, часто двигает ими вперед и назад, как бы прокладывая этим путь к правильному пониманию мысли. Иногда он быстро отходит назад, на мгновенье останавливается, точно для того, чтобы занять еще более крепкие позиции для наступления на врага или чтобы пойти по вернейшему пути к намеченной цели. Призывая массы к бою, указывая им наибольшие опасности и трудности, которые нужно победить, раскрывая перед ними перспективы социалистического строительства, Ленин устремляется вперед, делая большой взмах правой рукой, как бы раздвигая ею пространство.

Вот он наклоняет набок голову, смотрит исподлобья острым взглядом и часто, часто говорит. Речь льется непринужденно и свободно, а он как бы помогает ей спорными движениями рук и кистей, вылепляя образ или подготовляя место для большой мысли, которая не укладывается в короткой фразе.

Что бы Ленин ни говорил, для трудящихся он всегда был своим. В тот момент он говорил о мире.

— Мы должны, говорил он, помочь народам вмешаться в дело мира. Обращаясь к правительствам и народам, мы должны выдвинуть неурезанной нашу программу мира без аннексий и контрибуций…

* * *

Окончив работу в Организационной комиссии, я весь отдался агитационной работе, которая тогда тесно переплеталась с организацией восстания в рабочих и солдатских массах.

Наша агитация в дни Октября была прямым призывом к бою, одним из участков фронта гражданской войны. В ней слышалась канонада большевистской артиллерии против войск Временного правительства, крики воодушевления красных штурмовых колонн и смертельные схватки с врагом.

Под непосредственным руководством ЦК партии Военно-Революционный Комитет в Петрограде успешно развивал военные операции против конного корпуса Краснова и восставших против Советского правительства юнкеров. 29 октября (11 ноября) Краснов сдался, юнкера были разгромлены. 2 ноября (15 ноября) восстание победило и в Москве. Началась колоссальная напряженная работа по организации аппарата власти.

5 ноября, когда я сидел в Смольном и писал статью в первый официальный орган Советского рабоче-крестьянского правительства, ко мне подошел Владимир Ильич и сказал мне, чтобы я немедленно ехал в Пензу, так как теперь очень важно довести до конца революцию в провинции. И в тот же день я выехал из Петрограда в Пензу. [10]

Глава II В ПЕНЗЕ [11]

В Пензу я приехал 16 ноября (по нов. стилю). Вполне ясного представления об Октябрьском перевороте в Петрограде и Москве в рабочих и крестьянских массах губернии и в Пензенском гарнизоне не было. Большевистские газеты в Пензу еще не доходили, а московская буржуазная печать изображала восстание, как «анархию», которая будет сломлена партиями порядка. Они рассказывали о том, что большевики варварски разрушили все «национальные» культурные ценности в обеих столицах, вопили о разрушении артиллерией церкви Василия Блаженного, Кремлевских храмов и Иверской божьей матери и самого Кремля.

В порыве ханжеского юродства, воздев руки кверху, буржуазия сыпала проклятиями по адресу святотатцев большевиков, надеясь этими причитаниями вызвать в народных массах националистический угар.