Октябрь

Противостояние проявлялось всюду, иногда в отвратительной форме. Необычные угрозы. Страницы «Петроградского листка» содержали странное предупреждение против уличного самосуда – ультиматум и жестокое предложение от самих старомодных преступников. Они больше не будут ограничиваться грабежом, сказал представитель этих злодеев, но будут «убивать любого, кого встретят в темном переулке». Грабеж будет прелюдией убийства. «Ворвавшись в дом, мы будем не просто красть, но убивать любого, даже детей, и не прекратим нашу кровавую месть, пока не закончатся акты насилия со стороны толпы».

Казалось, что катастрофа Июльских дней отбросила большевиков на годы назад. Стеклов был арестован. Власти провели обыск в доме сестры Ленина Анны Елизаровой. 9 июля схватили Каменева. В последние дни месяца Луначарский и Троцкий присоединились ко множеству большевистских лидеров и простых активистов в Крестах, где надзиратели натравливали преступников на «германских шпионов».

Тем не менее политические узники находили время, место и условия для того, чтобы писать и спорить. Некоторые умеренно левые газеты – «Известия», «Воля народа», «Голос солдата» – все еще воздерживались от комментариев относительно обвинений в шпионаже. Даже кадетское издание «Речь» осторожно заявило, что большевики остаются невиновными, пока не доказано обратное. Разумеется, это не помешало ему поддержать требования правых меньшевиков и эсеров об усилении карательных мер против партии. Не считая таких примеров умолчания, Ленин обвинялся во всех российских СМИ. 11 июля, когда он попытался отвергнуть обвинения в тексте, отправленном в газету Горького «Новая жизнь», вой был оглушительным.

«Контрреволюция победила, – кисло записал Лацис 12 июля, – Советы лишены власти. Озверевшие юнкера начали нападать и на меньшевиков». Левые эсеры тоже стали мишенью для полиции.

Большевистский Московский комитет сообщал о случаях выхода из партии, о «беспорядке в рядах». В Выселках на Украине господствовали «погромные настроения», а партия, раздираемая расколами и истощаемая массовым выходом, «сгорала». Набор новых членов приостановился. Рабочие, сообщал один активист из Колпинского района, «обратились против нас». В шести районах большевики были изгнаны с заводов своими же товарищами по работе. 16 июля один фабричный комитет с Васильевского острова подверг делегацию местных большевиков мрачному ритуальному наказанию, заставив ее присутствовать на похоронах казака, убитого во время беспорядков.

Окончательное присоединение межрайонцев к партии, казалось, слабо компенсировало случившийся крах. Даже некоторые местные ячейки большевиков выступили против собственного руководства. Тифлисский и, среди прочего, Выборгский исполнительные комитеты партии выразили полную поддержку Совету и потребовали от большевистских лидеров, чтобы те сдались.

Среди поражений случались и победы. Самой важной было полевение Латвии, где большевики контролировали Советы рабочих и безземельных крестьян и сохраняли верность бескомпромиссной линии. Здесь Июльские дни отозвались противостоянием в Риге между латвийскими стрелками и одним из «батальонов смерти», штурмовым отрядом режима, что повлекло за собой несколько убитых с обеих сторон. Сразу после этого, с 9 по 19 июля, состоялась 5-я конференция латвийской социал-демократии, и большевики укрепили свои позиции, перейдя к мерам контроля над обществом в целом – распределению еды, местному управлению и так далее. Латвийская партия действовала уже как теневое правительство. Впрочем, такое доверие большевикам было отклонением от нормы.

Наиболее опасен был определенный подъем ультраправых антисемитских погромщиков по всей стране. Группа под названием «Святая Русь» издавала газету «Гроза», постоянно призывавшую к насилию. Уличные агитаторы изливали гнев на евреев.

Из своего укрытия в те ужасные дни Ленин слал товарищам статьи, где каждый раз подчеркивал свою невиновность в шпионаже. Он принимал посетителей, проделавших путешествие к уединенному берегу, пока сын Емельянова караулил у темной воды, чтобы подать условный сигнал – птичий крик, – если появятся незнакомцы.

Ленин подготовился к смерти от рук реакции. «Entre nous, – писал от Каменеву, – если меня укокошат, я Вас прошу издать мою тетрадку «Марксизм и государство».

Его не укокошили, и вскоре в Финляндии ему представился шанс дополнить эту тетрадку о государстве и революции.

Уличные правые, возможно, и усилились непосредственно после Июльских дней, но Временное правительство – нет. Наоборот, раскол внутри него до сих пор не был преодолен.

8 июля в условиях разрыва с кабинетом социалистов подал в отставку премьер-министр Львов. На замену себе он пригласил единственного человека, который хоть отдаленно казался способным преодолеть разрыв, принадлежа одновременно Думе и Совету – Керенского.

Керенский, конечно, согласился. Он взялся за сложную задачу составления нового коалиционного правительства.

В безумные первые дни культа Керенского поэтесса Марина Цветаева сравнивала объект всеобщего обожания с Наполеоном: