Октябрьские зарницы. Девичье поле

— На свою голову царь всех под ружье поставил. — Ехидно ухмыльнувшись, отхлебнул из блюдца два глотка и добавил: — Само на себя царское правительство в кнут узлов навязало.

Семен Матвеевич, сидевший рядом с учителем, толкнул его тихо локтем в бок:

— Жених, скажи и ты что-нибудь! Вишь, Аришка как на тебя воззрилась: ума твоего девка пытает.

«И верно, девка замуж хочет, — подумал Северьянов. — Отец старается, а я уши развесил. Что же сказать ради нее?»

Нет, он ничего не скажет. В его глазах красота Ариши внезапно поблекла.

Лесник отказался от угощения и заверял хозяина, что зашел взглянуть только на нового учителя.

— С Кузьмой осушили полжбанчика перегона, — бахвалился лесник, — целого поросенка умяли. Сыт по горло, а чаю не потребляю. — Покачиваясь, подошел к Силантию. — Про твои двести пудов с десятины весь уезд толкует: «Силантий Марков всех казенных агрономов превзошел».

— Земля — тарелка, — возразил Силантий, — что на нее положишь, то и возьмешь.

До сих пор не проронивший ни одного слова Иван Матвеевич Марков погладил свое острое иконописное лицо, обернул чашку вверх дном и перекрестился в красный угол:

— Спасибо, брат, за хлеб, за соль!

— Ешь, не стесняйся! — бросил ему Семен Матвеевич. — За чужим столом что спив, что зъев, как знашев.

Лесник тыкал шапкой в плечо Силантию:

— Князь, слышь, тебя в списки депутатов в учредиловку вписал. Не будь я Корней Аверин, ежели он не назначит тебя председателем уездной управы. Назначит непременно, потому наш князь самому Керенскому друг-приятель. Станешь первым в уезде человеком, за одним столом с князем чай пить будешь. Понял? Довольно Орловым прохлаждаться, всю волость под себя подмяли, идолы!

Лесник отошел на середину хаты. Силантий, провожая его насмешливым взглядом, сузил свои медвежьи глазки:

— За хлебом-солью всякая шутка хороша.

Семен Матвеевич вылез из-за стола, подошел к леснику и похлопал его по плечу:

— Из трезвого Корнея хоть веревки вей, а хлебнет сивухи — кум королю, сват губернатору.

— Ты, лысый ирод, под меня мины не подкладывай! — без всякой обиды возразил лесник. — Ты вот лучше скажи честной компании, когда твоя свадьба будет?

— В тот самый час, когда ты церковный замок проглотишь.

— Мне церковный замок ни к чему, а вот ты святой деве Серафиме хохол завязал, а на свадьбу не зовешь.

— Жду, пока твой князь хоромы освободит.

— Но-но, брось эту дурочку насчет хором князя! Корнилов власть заберет, за такие слова… — знаешь?! — на каторгу.

— Скажите, Степан Дементьевич, — обратился к учителю хозяин, желая замять разговор приятелей, — кто такой этот Корнилов и какая у него программа?

— Монархист, — ответил, озирая хозяина, Северьянов. — Его корпус разбит, а сам он бежал.

— Корнилов себя еще покажет, — вмешался лесник. — Какие-то большевики в Петрограде появились, подбили солдат. Ну, он временно отступил. Собирает войско. От князя сегодня всех казаков отправили к нему.

Северьянов встрепенулся. Семен Матвеевич подмигнул ему одним глазом. Силантий устремил свои недоверчивые глазки на лесника. Хозяин спокойно гладил ладонью донышко своей опрокинутой чашки.

Ариша облегченно вздохнула. Все гости обернули свои чашки. Теперь она посматривала на учителя из своей засады, не опасаясь, что ей придется встретиться с ним взглядом. Один раз все-таки взгляды их встретились. Она потупилась. Северьянов долго не сводил с нее своих глубоких нетерпеливых глаз. Он любовался сейчас Аришей, как замечательным чудом природы, но сердце его было спокойно и равнодушно.

Братья Марковы, Алексей и Силантий, о чем-то степенно, не повышая голосов, заспорили. Уверенный в себе голос Силантия звучал, как струя холодной воды:

— А по-моему, осерчал на вшей — и шубу в печь!

— У-у, черная овчина, — тыкал лесник шапкой Силантию в бороду, — леший! В такой бороде сам черт запутается.

— Борода — трава, — отстранил Силантий от себя лесника, — скосить можно.

— Ежели тебе, — наступал снова лесник, — все княжеские удобия и неудобия учредилка сдаст, ты семью свою заживо в корчах закопаешь, ей-бо, закопаешь! — Лесник почесал шапкой себе темя. — Силантий Матвеевич, скажи по совести, неужли тебе князя не жалко?

— Твой князь для государства теперь плохой конь, а в плохого коня корм тратить — все равно что в худую кадушку воду лить.

Лесник махнул шапкой и, не надевая ее, ушел, ни с кем не прощаясь. Силантий встал. Семен Матвеевич мял в руках свой треух и ходил медленно взад-вперед по одной половице, досадуя на брата-церковника.

— Корней говорит, — бросил он наконец сердито брату-хозяину, — что казаков от Куракина убрали, а ты сказал, что прибавили.

— За правду и солгать не грех.

Семен Матвеевич с яростью нахлобучил свой треух:

— Разная у нас с тобой, Ляксей, правда! Ну, все равно: прибавили или убавили, а послезавтра ни одного клока сена на куракинском лугу не оставим. Ты, Силантий, со мной согласен?

— Согласен. Дружному стаду волк не страшен. Царскую судьбу решили, надо и княжескую решать.

Глава V