Октябрьские зарницы. Девичье поле

— А все-таки, господа, я храбрая женщина, — гася папироску о замок своего портфеля, объявила вдруг Хлебникова. — Сегодня я с боем прорвалась в одно небезопасное учреждение и получила там все, что меня интересовало.

Иволгин, слегка краснея, но не изменяя ни голоса, ни позы, робко заметил:

— Женщины часто бывают храбры из любопытства.

— Нет, вы представьте! — не беря во внимание реплику Иволгина, продолжала восхищаться собой Хлебникова. — Начальник этого учреждения в конце концов удрал от меня через черный ход.

Демьянов боковым взглядом свысока посмотрел на Хлебникову: «Говорят, от змеи даже лев удирает».

Хлебникова быстро посмотрела на свои золотые часики.

— Начинаем! Время начинать собрание! — пропела она. — Очень прошу вас всех поприсутствовать на докладе Северьянова. Доклад придется хорошенько, с пристрастием обсудить. Да, между прочим, уоно решило провести это собрание как профессиональное собрание членов Всероссийского учительского союза. Это моя идея. Вам, Александр Васильевич, придется открывать.

— Я слышал, — наклоняя с улыбкой голову, выговорил Иволгин, — что в Москве уже распустили вус?

— Не верьте этой басне! — нетерпеливо сдернула со стола свой портфель Хлебникова и снова взглянула на свои часики: — Пора, пошли!

Долго сзывал увесистый «вечевой колокол» слушателей курсов. Рука Иволгина медленно и аккуратно опустила наконец «колокол» на стол. Глаза его мягко скользили по залу и вдруг остановились на Демьянове, который сидел в первом ряду. По знаку Иволгина тот поднялся на подмостки, устроенные для президиума, и, почтительно сгибаясь, принял от Иволгина «колокол». Благоговейно размахивая им, Демьянов прошел к двери, от которой спускалась лестница на первый этаж, в мужское общежитие курсантов, и стал звонить, сзывая куривших там учителей. На поклоны проходивших мимо знакомых Демьянов только поднимал и опускал брови. Но вдруг он весь преобразился: по лестнице под руку с Дашей поднималась Таня Глуховская.

— Таня, — мягко и подобострастно изогнувшись, прошептал ей он, — в парке сегодня восхитительный концерт. Московские артисты. Пойдете? Покупаю билеты.

— Михаил Емельянович, — не останавливаясь, бросила Глуховская, — мы еще встретимся. Поговорим об этом. Ладно?

В тоне ответа Демьянов учуял холодок рассеянного безразличия и подумал: «Чего за ней увязалась эта хромоножка?»

— Звони, звони, Демьянов! — прозвучал насмешливый бас Жарынина, учителя лет тридцати, в офицерском кителе без погон. — Выше поднимай колокол и не делай страдальческую физиономию!

Жарынин намекал на ходивший среди мужской части курсантов слух. Говорили, что каждый день Демьянов по утрам больше часу тренирует себя перед зеркалом, осваивая изящную самоуверенность походки Миронченко и гибкость движений Иволгина. Этот слух пустил кто-то в связи с тем, что Демьянов не пожелал жить в общежитии, а нанял комнату в частной квартире и всю ее увешал своими фотографиями.

Демьянов молчаливо принял свою обычную величавую и стройную осанку и начал усердно звонить над лестницей.

Минут через десять Иволгин в своем ровном невозмутимом настроении, сидя, обратился к притихшему залу:

— Господа, прошу прощения, коллеги! Разрешите открыть собрание членов Всероссийского учительского союза!

Северьянов, сидевший в третьем ряду, быстро встал и поднял руку:

— Прошу слова!

Иволгин тоже поднялся. Лицо его выражало добродушную улыбку, а глаза смотрели сухо и жестко. С вежливой, слегка насмешливой снисходительностью он утвердительно кивнул головой. Северьянов уставил на него строгие глаза.

— Почему собрание только членов вуса? Здесь много учителей, которые вышли из этого союза и которые вовсе не вступали.

Иволгин поджал губы и посмотрел на Хлебникову. Та сидела по правую сторону от него и что-то записывала в блокнот.

— Не беспокойтесь! — бросила она Иволгину небрежно. — Обычная история: Северьянов поднимает бурю в стакане воды. — И уже тихо, сквозь зубы: — Скажите ему, что так решено уездным отделом по народному образованию.

Иволгин нерешительно проговорил:

— Таково решение уездного отдела по народному образованию.

— Не было такого решения! — уверенно возразил Северьянов.

— Было! — встала спокойно Хлебникова, но бледность лица выдавала ее озлобленное волнение. — Такое решение, товарищ Северьянов, было принято за день до вашего приезда. (Добиваясь этого решения, Хлебникова имела свой резон: сделать подачку вусовцам, чтобы вызвать у них компромиссное отношение к тем предложениям, которые она намеревалась провести на данном собрании.)

Что-то дрогнуло в груди Северьянова. Он больно прикусил губу: «Идти на попятный? Ну, нет. На попятный — дудки!» — и вслух:

— Если и состоялось, я считаю его неправильным.

— Это капитулянтство!

— Верно! — раздалось в разных местах зала.

— Помесь либерализма с бюрократизмом!

Северьянов услышал повелительный стук костыля Жарынина.

Зал зашумел, загудел, заколыхался. В президиум полетели возгласы:

— Это анархия!

— А по-нашему порядок.

— Ты, Северьянов, что? — прогнусил Гаврик. — Против Советской власти? А? Сам ее создавал и сам же первый ей не подчиняешься? А?