Окутанная тьмой (СИ)

Люси с неимоверным трудом и тайным нежеланием для себя оторвалась от Кина, с тем же умилением и неподдельной заботой вглядываясь в его теперь заплаканное, по-детски счастливое лицо. И теперь, видя, как его губы забавно кривятся сквозь эту почти истерику от счастья, едва различимой, заметной улыбкой, Хартфилия лишний раз убеждается, что поступила правильно. Ради этого стоило постараться, попробовать и всё же сделать, она с самого начала не сомневалась в правильности своих действий, Кин стоил этого — этих мучений и временной слабости, пожирающей остатки сил. Таро с какой-то открытой, искренней благодарностью смотрел на Люси, уже вовсе не скрывая своей улыбки, настоящей, добродушной и не насмешливой как прежде. Впервые на его лице, обычно слишком безразличном, Хартфилия видела такие эмоции — то было и по-своему странно, непривычно, но и мило, он не скрывал чувств, будто за это время проникся к Люси доверием. Сама Люси улыбалась не переставая, радость переполняла её и скрывать это она не была намерена, в душе всё трепетало, всё закончилось хорошо, правильно и многие что-то осознали для себя. В первую очередь это Люси и Лия — старшая сестра и младшая сестра, которые постоянно хотят сделать лучше, защитить, но за этой заботой не замечают главного, то, что всегда находится рядом, их семья.

Легко обернувшись, найдя взглядом Лию, Люси параллельно открыто ужаснулась тому, во что по их милости превратился стадион, а вернее арена, где они так разошлись, сметая всё на своём пути: обломки каменных плит, трещины, идущие по стенам своеобразной, непрерывной сеткой, песок, когда-то жёлтый, сыпучий, а теперь красный и липкий. Продолжать бой в таком месте было невозможно, но финал должен быть завершён, вот только как убрать всё это быстро, с таким запасом сил, Люси не представляла, огонь отнял слишком много энергии, опустошая её изнутри почти полностью. И того, что осталось было недостаточно, просить Акихико или Таро помочь Хартфилия не собиралась, всё же она начала эту кровавую бойню и ей разбираться с последствиями. Но в этот момент Люси почему-то решила, что может воспользоваться помощью Лии, надеясь, что сестра не откажет ей в этой просьбе. Лия, более спокойная, собранная, уже поднялась, но так и не оторвалась от неба, усиленно всматриваясь в него, — для неё было там что-то чарующее, притягательное. То, что привлекало её и не отпускало до сих пор, и Лия послушно поддавалась этому чувству, среди чисто-голубого неба видя отчётливые, словно в реальности перед собой, черты лица Отто. Это можно считать почти безумием, но она видела и улыбалась ему, по-настоящему, не лживо, понимая, убеждаясь, что он не соврал. Он следит за ней, присматривает, не в силах оставить её жить в горьком одиночестве, он не оставит её никогда, как когда-то и пообещал.

— Лия, поможешь убрать всё это, пожалуйста? — Люси понимала, что её просьба и это «пожалуйста» звучит совсем по-детски, но ничего поделать не могла, внимательно следя, как Лия вовсе без какого-либо желания отрывается от неба. Хартфилия была уверена, что если бы позвала не она, а кто-то другой, то Лия так бы и не обратила никакого внимания, полностью отдаваясь тому, что стало для неё святым. Но теперь для Лии реальность, пускай и суровая, и неизвестная, и пугающая стала намного важнее, чем тяжёлое прошлое, неприятно окутывающее душу. Горько улыбнувшись Люси, Лия так же внимательно осмотрелась вокруг, но ничего ужасного или же непоправимого она не видела, для неё, Смерти, это сущие пустяки, о таком она никогда не будет волноваться так сильно. — Всё же я слишком долго держу время на той самой секунде. Пора возвращать этот мир к жизни, — Люси тепло улыбнулась, глядя, как Лия с полуулыбкой, в привычной для себя манере изящно поднимает руку и так же просто, без усилий щёлкает пальцами, и всё, что их окружает, то, что казалось безнадёжно испорчено, преображается, будто по-настоящему волшебству, сотворённому демоном. Вот только Лия не видит ничего удивительного в этом, она Смерть, она сильна, она могущественна, она может управлять временем, ставить на колени непокорных, она многое может, но не всё себе позволяет, вспоминая свою человеческую жизнь.